Так и шла по жизни, печаль свою сопровождая.

– Мод Шапталь. Нет, не графиня и не родственница. И не внучка. Просто – Мод.

* * *

Последняя картина («Мод Шапталь» желтой охрой в правом нижнем углу) закончена год назад. Красила через силу, закончив же и расписавшись, не показала никому, так и оставив на мольберте. Не потому, что не понравилась, просто показывать некому. Коллеги лишь плечами пожимали: «Рисунок хороший, четкий, но… Ты опоздала на сто лет, Мод. Энгр давно умер!»

Энгр умер. Пикассо и Матисс живы.

Вначале спорила. Потом бросила, заперла студию и заказала новые визитные карточки. На прежних – «Мод Шапталь, художник». На новых она же, но «эксперт». Короткое слово неожиданно понравилось – полным отсутствием ясности и определенности, точь-в-точь, как в современной живописи. «Не так важен Гомер, – говаривал ее учитель в пансионе, – как комментарий к Гомеру!» Энгр умер, говорите? Значит, настало время писать комментарии.

Пять часов пополудни, «Гранд-отель», что на Рю Скриб, второй этаж, бар, столик у стены. Эксперт Мод Шапталь к работе готова. Как там выразился дедушка? «Не радость, нет, – покой души бесстрастен».

Пиджак и юбка выглажены, поверх багрового клейма – пудра телесного цвета, помада самая лучшая, Lancоme, розовое масло.

…Сигареты! «Gitanes Mais» в синей пачке с силуэтом танцующей цыганки! В холле есть киоск, слева от мраморной лестницы, ведущей на второй этаж…

3

Сошлись однажды Шут с Королем, и Шут молвил так:

– Гитлер сейчас силен, как никогда, куманёк. Свергнуть его невозможно, а убивать бессмысленно. За него подавляющее большинство – и в Рейхе, и в мире.

– А меньшинство?

В Шута и Короля они играли с детства. Согласно строгим правилам – тем самым, которые Король, сам того не желая, нарушил.

– Ты не добавил «дурачина», – укоризненно констатировал Шут. – И не стыдно, куманёк? Пять поколений моих шутейших предков требуют, знаешь, уважения… Меньшинство… Если большинство подавляющее, то меньшинство, стало быть, подавляемое. В Рейхе тихо, как на кладбище. А за кордоном… Кто сейчас готов с Гитлером воевать, скажи? Англичане, французы? Или, может быть, русские? Ты, куманёк, расклады по внешней торговле видел? А по кредитам?

Спорить с Шутом, дипломированным экономистом, Король не стал, тем более цифры и сам видел.

– Может быть, Польша? Там после смерти Пилсудского, конечно, в правительстве дурак на дураке, меня за пояс заткнут. Но чтобы воевать? А сам Бесноватый воевать не полезет. Псих – но умный.

– Ты забыл, дурачина, о кредитной линии «Шрёдер, Рокфеллер и К», – наставительно заметил Король. – Сейчас на этой ниточке висит вся экономика Германии. Но тот, кто подвесил, тот может и отрезать, не так ли? Повод найти будет легко, а нет – так организовать.

Шут лишь развел руками.

– Извини, куманёк, такой уж я дурак. Наследственный, можно сказать. Взял – да и забыл про страшный заговор полковника Эдварда Мандела Хауса и присных его. Подсадить Бесноватого на кредиты, подождать, пока увязнет всеми четырьмя – и р-раз! Гитлер от отчаяния ввязывается в войну на радость мировому масонству, Штаты ступают ковбойскими сапогами на европейские пажити, Дядя Сэм торжествует. Glory, glory, hallelujah! Это было бы так, куманёк, если бы фюрер германской нации играл в поддавки. Не забывай, финансами у него занимается сам Ялмар Шахт. Он что, этой ниточки не видит?

Шут сам вышел из роли. Он и так мало походил на шута, впрочем, как и Король на своих венценосных предков.