Лишь два пути предстают – либо искать Штепанека самостоятельно, что является уже задачей непосильной, либо обращаться за содействием к местным властям, то есть к капитану… вот только с чем прикажете?

Безусловно, не стоит представлять себя сыщиком, а Штепанека обвинять в совершении какого-то уголовного деяния – во-первых, подкрепить этакое самозванство нечем, во-вторых, даже если при самом фантастическом исходе авантюры ему и поверят каким-то чудом, то Штепанека до прибытия в порт назначения просто-напросто посадят под замок, уж на таком-то гиганте найдутся помещения, которые нетрудно приспособить на роль узилища… Не годится.

Тогда? «Господин капитан, я русский доктор Иоганн Фихте, ускользнувший от меня подопечный, нуждающийся в незамедлительном продолжении курса лечения…» Что за больной? Обладатель некоей экзотической заразной хвори, которую может передать другим пассажирам? Не годится – такая паника поднимется… Душевнобольной, ради его же собственного блага нуждающийся в душеспасительной беседе наедине со своим доктором, пустившимся вслед через океан? Вот это гораздо более предпочтительно, нежели вариант с бациллоносителем…

Так… Цинично рассуждая, внешних признаков у психических болезней не существует, и обвинить человека в том, что он умалишенный, гораздо проще, нежели…

Нет. Любая авантюра с «врачом», преследующим беглого пациента, отпадает бесповоротно. По тем же примерно причинам, что и вариант с «сыщиком». Снова решительно нечем подтвердить свою причастность к славной когорте эскулапов, к тому же на столь роскошных кораблях непременно есть собственный лазарет, а значит, и опытный врач, быть может, и не один… Уж перед ними-то ни за что не сыграть убедительно настоящего доктора.

Где-то рядом витает идея, а в руки не дается, в слова не облекается, снова совершеннейший тупик…

Тяжко вздохнув, словно фамильное привидение старинного замка, Бестужев встал с шезлонга, подошел к борту и, опершись на перила, долго смотрел на море – но на сей раз уже совершенно бездумно.

Он отвлекся, лишь сообразив, что человек справа от него не просто чинно прогуливается, а ведет себя крайне странно – или по меньшей мере предельно загадочно.

Пониже Бестужева на голову, пожилой, одет безукоризненно, как и подобает пассажиру первого класса, но пронизанная нитями седины бородка изрядно взлохмачена, а шевелюра, почти совсем уже седая, нуждается в услугах гребня уже довольно долгое время. Поперек жилета протянулась солидная цепочка отнюдь не «самоварного» золота, в галстуке, на булавке, поблескивает острыми лучиками крупный натуральный брильянт, костюм определенно шит дорогим и умелым портным, одним словом, вполне респектабельный господин интеллигентного вида, вот только ведет себя несообразно платью и облику…

Незнакомец остановился у соседней шлюпки, весь какой-то напряженный, словно туго натянутая струна. Полное впечатление, что он, склонив встрепанную голову к левому плечу, прислушивается к слышным только ему голосам… левую руку отвел назад, а правую, с зажатым в ладони длинным темным предметом, поднял чуть повыше собственного лба… всецело поглощен своим странным занятием, не видит никого и ничего вокруг…

Бестужев на всякий случай приготовился отойти подальше – мало ли что может разыграться, если сей господин не в ладах с рассудком, а такие подозрения закономерно возникают при вдумчивом рассмотрении.

Незнакомец упредил – он одним плавным движением балетного танцовщика оказался рядом с Бестужевым, бок о бок и, словно сейчас только заметил чужое присутствие, сказал сварливо, властно:

– Вас не затруднит чуть отодвинуться?

– Куда? – растерянно спросил Бестужев.

Незнакомец разговаривал с ним на неплохом французском, так что сложностей с общением не возникало.