Нажаловался, сучёныш⁈ Ничего, с тобой у меня будет отдельная, приватная, беседа.

Я повернулся вполоборота и не отрывая взгляда от одноглазого, процедил.

— К моему приходу кровать освободить, бельё поменять. Мои вещи отчистить и сложить, как было. Приду — проверю.

Одноглазый скосил в улыбке рожу, и ловко развернувшись на протезе, добавил.

— Сомневаюсь, что тебе вообще понадобится койка.

Глава 2

Не знаю, что себе возомнил этот человеческий обрубок, но он как ни в чём не бывало уселся в свой тряпичный трон и уставился на меня единственным глазом.

Нас разделял длинный дубовый стол с обтянутой красным сукном столешницей и резными боковинами. На столе кроме книжицы и светящегося шара на ножке с прибитой к стене верёвкой, лежала развёрнутая карта. Вот она бы мне не помешала. Картография — одна из первых наук, что я познал ещё в детстве.

— Ну, и как это понимать, Гриф? Не мог потерпеть пару часов? — вывалил Сергей Михайлович, когда в кабинете наступила тишина. Не дожидаясь ответа, он распахнул дверцу железного домика и выставил перед собой графин с двумя бокалами. Спешно наполнил их наполовину, взял ближайший и, не примеряясь, выпил. — Кх. Мля. Сука. Какого рожна ты творишь? Ты представляешь, что сейчас будет? Как ты вообще… очнулся?

Сказать, что я удивился, значит не сказать ничего. Мои брови медленно поползли вверх, а в голове начали выстраиваться логические цепочки. Точнее, попытались выстроиться, но ничего вразумительного из этого не вышло.

Как-то это совсем не вяжется с последними событиями. Сколько там прошло со времени моей смерти? Что я упустил? Почему он говорит так, будто мы с ним хорошие приятели? Ну или, как минимум, повязанные одним делом люди.

Кстати, в кабинете отчётливо чувствовался источник Силы. Не уверен, что это Обелиск, но подпитка от него шла мощная. Жалкие крохи от Игната и Страуса — ничто по сравнению с этим. Надеюсь, мне удастся наполнить хоть половину от нынешнего объёма ядра. Как ни крути, а энергии у меня по-прежнему мало. Всё, что я добывал от окружающих, уходило на восстановление тела и памяти.

— Что ты молчишь? — Сергей Михайлович подался вперёд, сжав кулаки и скрежеща зубами.

— Я рассчитывал услышать вашу версию, — понятия не имел, что сейчас хотят от меня услышать, и решил немного схитрить.

Одноглазый залпом осушил второй бокал и вышел из-за стола. Подойдя к шкафу, он выдвинул верхний ящик, пошурудил в нём пальцами и извлёк из него перевязь потрёпанных бумаг.

— Вот! Полюбуйся!

Я взглянул на первую страницу. С очень точного портрета с белым обрамлением на меня смотрел парень с густыми кустистыми бровями, квадратным волевым подбородком и едким взглядом. Снизу, аккуратным каллиграфическим почерком, выведено имя «Пугачёв Григорий Афанасьевич, Гриф» и дата поступления на службу — тринадцатое марта две тысячи двадцать второго года.

А, так это я! Какой симпатяга. Будто съел чего-то порченного и сейчас хочу выплюнуть. Кстати, интересный подход к делопроизводству. Никогда бы не додумался нанимать для этого целого художника.

Получается, почти два года уже отмахал, судя по календарю на стене, отсюда и такая спешка. Видимо, на гражданке Грише уготована жаркая встреча, раз решил на том свете спрятаться. Что ж, так даже лучше — чем раньше разберусь с недоброжелателями, тем быстрее возьмусь за дело.

Бумаги я всё же взял. Будет странным вчитываться в каждую строчку, но пробежаться взглядом мне никто не запрещает. Сейчас важна любая информация.

Сирота. Виконт. По праву наследства — граф. Огромные долги и выставленное на торги родовое поместье, которое, судя по дате постановления, никто покупать и не собирается. Интересно, почему.

В строке «судимость» короткая, но ёмкая по смыслу пометка: убийство, жертва — барон Сироткин.