|
Тут уж ничего нельзя было поделать: Аурону надо было либо стать видимым, либо предоставить беззащитных их судьбе. Йомар и Лорелин крепче вцепились руками в гриву, когда Аурон спикировал к улице, летя между домами, как между стенами ущелья. Так широки были его крылья, что их концы цеплялись за камни и кирпичи по обеим сторонам улицы. Он скользнул почти над самой перепуганной толпой, вызвав очередные крики ужаса. Черная тень огнедракона развернулась в конце улицы — огромная тень на фоне горящих домов, и понеслась обратно на толпу. В ту же минуту его красные глаза увидели приближающегося дракона, и из пасти вылетел столб пламени. Двое всадников пригнулись к шее Аурона, когда огромный огнедракон понесся на них. Увидев, что его пламя не пробивает сделанный из квинтэссенции щит лоанана, огнедракон злобно заревел и отвернул. Аурон бросился за ним и налетел сзади, полосуя когтями и зубами, а Лорелин и Йомар отпрянули от серной вони чудовища — и от его беспорядочно хлопающих крыльев и струй ядовитой крови. Воздух полоснул усаженный шипами хвост, Лорелин пригнулась, толкнув Йомара назад, заставляя его тоже пригнуться, и этот хвост пролетел над ними ударом грома.
Лапа Аурона разорвала правое крыло огнедракона. Он завизжал и попытался взлететь, мотая разорванными перепонками, но крыло сложилось, тварь камнем полетела в гавань, и огонь ее быстро погас. На месте ее падения поднялись столбом пена и пар, и больше огнедракон не показывался. Аурон, в котором заиграла бойцовская кровь, будто вернулся в решающую битву. И Лорелин выхватила меч: горе по убитым монахам укрепило ее силы, не столько для мести, сколько для того, чтобы никто больше не пострадал от рук врага. Ее радовала возможность лишить противника его добычи. Но Талира слетела вниз и приземлилась на голову дракона — перья ее развевались на ветру — и заверещала ему в ухо: — Нет, Старый Червяк! Сперва опустись на землю — высади людей, а потом рвись в бой. А мы тем временем будем искать Эйлию, и поможем, если получится. Раз враги атакуют город, значит, они подозревают, что она здесь. Дракон услышал и согласился. Паря высоко над Раймаром, он направился к темным пустым полям за его окраинами.
Эйлия стояла на улице, оглядывая сожженные остовы домов. Даже теперь, когда часы прошли после огненной атаки, в воздухе стояла тяжелая дымная вонь. Бахрома сосулек свисала с обнажившихся и почерневших стропил, и сгоревший мусор рухнувших этажей еще только предстояло расчистить. Когда наконец в окнах показался серый рассвет, Эйлия и ее родные вышли посмотреть, что случилось. Дома еще горели, золотой купол храма прятался в сером дыме, и от развалин шел пар. Но было за что благодарить судьбу. Дядя Недман и муж Джеммы со старшим сыном появились после ночной атаки в саже и синяках, но живые: они сбежали с верфей почти сразу, как появились враги. Но почти все корабли королевского военного флота сгорели начисто. Летающие корабли валеев свою работу сделали — и огнедраконы тоже. Этих последних многие видели вполне отчетливо, а те, кто не видел (в том числе приемная семья Эйлии), были склонны считать, что очевидцы в страхе и суматохе приняли летучие корабли за крылатых чудовищ. Но Эйлия понимала, что было на самом деле. Снова она была обременена знанием. Когда она впервые оказалась на Арайнии, Мандрагор пытался обмануть ее тщательно созданной иллюзией, заставить ее думать, что она не покидала Меру и что события на острове Тринисия были всего лишь сном. На этот раз она сама могла оказаться автором своего обмана, пусть и бессознательно: пораженный лихорадкой ум отталкивал самые болезненные сцены недавнего прошлого в какой-то потайной темный чулан, откуда они вырывались лишь в момент опасности. С возвращением памяти вернулись все страхи и переживания, которые терзали ее разум. Блаженство забвения миновало. Снова Эйлия осознала свои чародейные силы и свой ужас перед ними. Снова она вспоминала тусклые черные дни в Зимбуре, горе от потери Дамиона осталась такой же свежей и жгучей, вернулся вихрь ненависти, ярости и жажды мести, что превращал ее дни и ночи в кошмар. |
