Гавриил Державин. Аристиппова баня
Что вы, аркадские утехи, Темпейский дол, гесперский сад, Цитерски резвости и смехи И скрытых тысячи прохлад Средь рощ и средь пещер тенистых, Между цветов и токов чистых — Пред тем, где Аристипп живет? Что вы? — Дом полн его довольством, Свободой, тишиной, спокойством, И всех блаженств он чашу пьет!
Жизнь мудрого — жизнь наслажденья Всем тем, природа что дает. Не спать в свой век и с попеченья Не чахнуть, коль богатства нет; Знать малым пробавляться скромно, Жить с беззаконными законно; Чтить доблесть, не любить порок, Со всеми и всегда ужиться, Но только с добрыми дружиться, — Вот в чем был Аристиппов толк!
Взгляните ж на него. — Он в бане! — Се роскоши и вкуса храм! Цвет роз рассыпан на диване; Как тонка мгла иль фимиам Завеса вкруг его сквозится; Взор всюду из нее стремится, В нее ж чуть дует ветерок; Льет чрез камин, сквозь свод, в купальню, В книгохранилище и спальню Огнистый с шумом ручеек.
Он нежится, — и Апеллеса Картины вкруг его стоят: Сверкают битвы Геркулеса; Сократ с улыбкою пьет яд; Звучат пиры Анакреона; Видна и ссылка Аполлона, Стада пасет как по земле, Как с музами свирелку ладит, В румянец роз пастушек рядит: Цветет спокойство на челе.
Иль мирт под тенью, под луною, Он зрит, на чистом ручейке Наяды плещутся водою, Шумят, — их хохот вдалеке Погодкою повсюду мчится, От тел златых кристалл златится, И прелесть светится сквозь мрак. — Все старцу из окна то видно; Но нимф невинности не стыдно, Что скрытый с них не сходит зрак.
А здесь — в соседственном покое, В очках друзей его собор Над книгой, видной на налое, Сидит, склоня дум полный взор, Стихов его занявшись чтеньем; Младая дщерь на цитре пеньем Между фиялов вторит их. Глас мудрости живей несется, Как дев он с розовых уст льется, Подобно мед с сотов златых.
«О смертные! — поет Арета, — Коль странники страны вы сей, Вкушать спешите благи света: Теченье кратко ваших дней. Блаженство вам дарует время; Бывает и порфира бремя, И не прекрасна красота. Едино счастье в том неложно, Коль услаждать дух с чувством можно, А все другое — суета.
Не в том беда, чтоб чем прельщаться, Беда пороку сдаться в плен. Не должен мудрым называться, Кто духа твердости лишен. Но если тело услаждаем И душу благостьми питаем, Почто с небес перуна ждать? Для жизни человек родится, Его стихия — веселиться; Лишь нужно страсти побеждать.
И в счастии не забываться, В довольстве помнить о других; Добро творить не собираться, А должно делать, — делать вмиг. Вот мудра мужа в чем отличность! И будет ли вредна тут пышность, Коль миро на браду занес И час в дом царский призывает, Но сирота пришел, рыдает: Он встал, — отер его ток слез?
Порочно ль и столов обилье, Блеск блюд, вин запах, сладость яств, Коль гонят прочь они унынье, Крепят здоровье и приятств Живут душой друзьям в досугах; Коль тучный полк стоит в прислугах, И с гладу вкруг не воют псы? Себя лишь мудрый умеряет И смерть, как гостью, ожидает, Крутя, задумавшись, усы».
Но вдруг пришли, пресекли пенье От Дионисья три жены, Мужам рожденны на прельщенье: Как нощь — власы, лицом — луны, Как небо — голубые взоры; Блеск уст, ланит их — блеск Авроры, И холмы — в дар ему плодов При персях отдают в прохладу. «Хвала царю, — рек, — за награду; Но выдьте вон: я философ».
Как? — Нет, мудрец! скорей винися, Что ты лишь слабостью не слаб. Без зуб воздержностью не дмися; Всяк смертный искушенья раб. Блажен, и в средственной кто доле Возмог обуздывать по воле Своих стремленье прихотей! Но быть богатым, купно святу, Так трудно, как орлу крылату Иглы сквозь пролететь ушей.
1811 |
