45. Мы часто забываем о том, до какой степени Ренессанс, со всеми его достижениями, обязан своим возникновением именно возврату к древнегреческой системе. Взаимосвязь между язычеством и свободомыслием давно установлена и не нуждается в доказательствах; а все монотеистические религии в известном смысле окрашены в пуританские тона: сама их природа деспотическая и фашистская. Величайшие научные свершения древних греков — их логика, демократия, искусство — все это было возможным благодаря их очень приблизительным, зыбким представлениям о божественной сущности; то же справедливо и в отношении последних ста лет в истории человечества.

46. Но эта оппозиция, разумеется, не так проста, чтобы сводиться к противопоставлению «либерального» политеизма и «нелиберального» монотеизма. Религия всегда была для человека сферой его кровных интересов; и ясно, что сторговаться со многими богами или слепо верить им затруднительно — с одним куда как проще. Известная доля скептицизма и агностицизма, столь характерная для лучших образцов древнегреческой мысли, — естественный продукт политеизма; точно так же, как эмоциональный накал и мистическое горение рождаются на противоположном конце оппозиции. Конфликт между скептицизмом и мистицизмом возник задолго до эры христианства.

47. Подобно современным гуманистам, жители древнего Милета не верили ни в загробную жизнь, ни в бога. Но в VII–VIII веках до н. э. случилось вторжение «возрожденцев»-орфиков, состряпавших «ирландское рагу» из искупления, спасения души и предначертанной благодати, да еще с ядреной приправой из экстатических мистерий. К V веку противоборство между орфическим мистицизмом и исконно милетским скептицизмом приобрело перманентный характер. С тех пор между Дионисом и Аполлоном мира не было — и никогда не будет.

48. Тем не менее время от времени в истории случаются такие периоды, когда становится как будто бы совершенно ясно, какая из двух противоположностей лучше отвечает общей потребности. Монотеизм служил опорой человеку на протяжении темных веков, наступивших вслед за падением Римской империи; но сегодня в нашей нынешней ситуации лучше подходит, по-видимому, беззлобный скептицизм гуманизма. Очевидно одно: нелепо рассматривать это противостояние как борьбу или схватку, в которой одна сторона должна потерпеть поражение, а другая одержать победу; его надо рассматривать как саму природу человеческого политического устройства, как sine qua non существования в обществе и в эволюции.

49. Христианин говорит: «Если бы все были добродетельны, все были бы счастливы». Социалист говорит: «Если бы все были счастливы, добро бы восторжествовало». Фашист говорит: «Если бы все подчинились воле государства, восторжествовало бы и добро, и счастье». Лама говорит: «Если бы все были как я, добро и счастье не имели бы значения». Гуманист говорит: «Нужно еще как следует разобраться, что есть счастье и что есть добро». На последнее из утверждений возразить труднее всего.

Социализм

50. Наполеон как-то сказал: «Общество не может существовать без имущественного неравенства, а имущественное неравенство не может существовать без религии». Он говорил, конечно же, не как историк-теоретик: просто оправдывал свой конкордат с Ватиканом; однако в этом вполне макиавеллиевском утверждении великолепно обозначены как цели социализма, так и трудности на его пути.

51. Социализм-коммунизм — это попытка переиначить и перетолковать христианство.