Гонора у любого из них – что у всех акул Вселенной, вместе взятых.

– А-ага, конечно же! – обиженно пропищал медуз. – Нажрал мышцу дармовой рыбой, и…

– Чего-чего ты сказал? – раздалось вдруг очень низко, на частоте кгц двадцать пять, не больше. – Повтори-ка, дружок, какой рыбкой?..

Рык был вкрадчивый и мягкий, но ощутимо угрожающий.

Нуклюк судорожно сжался в клубочек и затравленно зыркнул «вверх».

Фронтир стихий подвижным небом нависал над людьми. Изнутри прозрачного аквамарина воды поверхность воздуха смотрелась колышущимся, искрящимся покрывалом, которое непрерывно встряхивали невидимые руки. На фоне «неба» приближавшийся темный силуэт смотрелся дирижаблем, что заходил на посадку.

Увеличиваясь в размерах, укрупняясь до совпадения со всеми своими реальными тридцатью с лишком футами, взрослая косатка неотвратимо надвигалась на крохотного шигифанина, в сравнении с нею тянущего разве что на модель самолетика. В ее приоткрытой, скалящейся великолепными зубами пасти вполне поместилась бы целая эскадрилья таких.

– Фэйсс… Мурос… саро… изс… свини… – прерывисто заныл насмерть перепуганный медуз, конвульсивно подергивая лохматыми щупальцами, – я ни… ч… чего… такого не… хотел скасс…

– Не хотел, однако сказал, – заметила немолодая женщина, черно-белая, как суточный отрезок течения времени, и невозмутимая, как мертвый штиль. Она остановилась, карой божьей нависая над бесформенным комком, похожим на кровавое пятно. Отлично поставленным, богато интонированным свистом продолжила: – Значит, хотел на самом деле. Истинное – в подсознании. Даже у такой ничтожной, скудоумной, рыбоподобной твари, как ты. Ибо лишь в мозгах у столь малополезного существа могла возникнуть уверенность, что сеанистам пропитание достается даром. Только невежественный сгусток слизи, обуянный злобной завистливостью, способен ляпнуть, что странствующие проповедники бездельничают, по дорогам миров неся заблудшим душам Песнь Божию…

Молодой десятифутовый дельфин, явно наслаждаясь происходящим, стремительно описал «бочку» вокруг косатки и медуза, которые вели исключительно содержательную беседу о планировке мироздания.

– Заз, не мельтеши, – прервав просветительскую речь, окликнула ученика Фэйз Муросаро, – иногда ты слишком быстро двигаешься, но маловато размышляешь. Иначе догадался бы, что спорить с глупцом – равнозначно поражению в споре.

Подмастерье резко застопорился, будто о незримую стенку ударившись. Замер, смущенно виляя хвостом. Пользуясь моментом, нуклюк тихонечко отплывал, суча своими «мочалками». Похоже, бедолага всерьез решил, что им вот-вот поужинают, вместо совсем уж безмозглой рыбины. Пожилая Мистресса, сурово созерцая его правым глазом, словно бы подтверждала это взглядом-приговором…

– Поплыл вон, – бросила старая проповедница студенистому шигифанину, развернулась, движением хвостовых плавников походя, как бы невзначай отбросила глупого медуза футов на двадцать пять и велела юному дельфину: – А ты пристраивайся в кильватер, умник…

Странствующая жрица культа древнего, как сеть космических дорог, изредка пошевеливая плавниками, величественно скользила к торцевой стене. Верный ученик сопровождал ее, держась в нескольких футах от широких черных лопастей хвостовых плавников. Двигался он теперь степенно, без выкрутасов, явно копируя наставницу.

По дороге им попались несколько человек. Встречные почтительно расступались, притормаживали, уважительно приветствовали сеанистов.