Они благополучно добрались до Лесков, по пути иногда останавливаясь, чтобы сделать снимки. Но, к великому разочарованию Ники, оказалось, что Акулина, дожившая до восьмидесяти семи лет, умерла неделю назад.

– Слышь, Федор, тормозни здесь, – неожиданно скомандовал Стас, пристально всматриваясь в окно «уазика». – Сделаю еще пару снимков, пока окончательно не стемнело.

– Да дык… – Водитель озадаченно поскреб пятерней непромытый затылок и недоуменно оглянулся на пассажиров. – Мы ж хотели до потемок в город попасть!

– Я тебе сверху пару сотен накину, идет?

– Ну, так это можно! Отчего бы и нет? – бодро провозгласил мужичок и остановил машину.

– Стас, мы уже достаточно сняли! – попыталась урезонить коллегу Ника. Ей хотелось как можно скорее выбраться из этого тоскливого места и попасть в районный городок, где были хоть какие-то признаки цивилизации: освещение на центральных улицах, гостиница, пусть и малокомфортная, но на фоне полуразвалившихся деревенских изб казавшаяся чуть ли не дворцом, вполне сносный ужин в гостиничном ресторане и, главное, горячая вода! Мечты о согревающем душе превалировали сейчас над всеми остальными желаниями.

– Ник, это займет минут пятнадцать, не больше. Для твоей же статьи пригодится, – проговорил Стас, в творческом нетерпении распахивая дверь и выпрыгивая на девственный снег.

Федор оглянулся на растерявшуюся девушку и развел руками:

– Пятнадцать минут можно и обождать.

– Пятнадцать минут в понимании Шатрова – это как минимум три часа, – процедила сквозь зубы Ника и решительно открыла дверь.

Ступив в глубокий снег, она поежилась от пронзительного февральского ветра и огляделась. Вокруг, если не считать заброшенного домишки и чернеющего вдали леса, ничего не было. Что могло заинтересовать тут фотографа?

– Ник, ты погляди! – окликнул девушку Стас, словно прочитав ее мысли. – Отличная иллюстрация к твоей статье!

Оказывается, его вниманием завладел не дом – непримечательная копия уже встречавшихся им по пути, а полусгнивший сруб разрушенного колодца.

Ника приблизилась к срубу и без всякого интереса заглянула в черное колодезное нутро. Конечно, ничего она там не увидела и с еще большим недоумением в глазах развернулась к азартно пританцовывающему вокруг этой развалины коллеге.

Увлеченный работой, Шатров казался еще красивее, чем был на самом деле. В каждом его движении – настраивал ли он камеру, прищуривался ли, выбирая новый ракурс, поправлял ли растрепанные ветром черные волосы – сквозила неприкрытая сексуальность, не картинная, как у позирующей модели, а естественная. «Красивый муж, чужой муж», – вспомнилась старая поговорка, и Нике не к месту подумалось о жене Стаса. Какая она, эта женщина? За Шатровым прочно укрепилась слава ловеласа, и вполне возможно, что его жена сейчас гадает: на самом ли деле муж отправился в командировку или остался у любовницы. Впрочем, какое Нике дело до любовных похождений редакционного фотографа? Он никогда ее не интересовал. Тем более у Шатрова появилась постоянная любовница – секретарша главного редактора, красавица и глупышка Лерочка. Впрочем, сейчас влюбленные, похоже, находились в затянувшейся ссоре: два последних дня секретарша пребывала в скверном настроении, и Ника даже один раз застала ее в слезах. И хоть о причине своей печали Лерочка предпочла умолчать, девушка догадалась, что плакала секретарша из-за Шатрова.