Я порылся в памяти:

— Действительно, в некоторых чувствуется привкус шоколада. Но не у самых изысканных — те, по-моему, обладают каким-то сверхъестественным ароматом, скорее близким к жимолости или ванили.

— Совершенно с вами согласен. О чем это нам говорит?

— Что «мокка» не один сорт, их несколько?

— Вот именно! — Пинкер обвел пальцем область Красного моря. — Понятно, арабы сначала имели монополию на выращивание кофе. Потом голландцы украли у них несколько саженцев и перевезли их в Индонезию, а французы украли саженцы у голландцев и перевезли их в район Карибского моря, португальцы же украли саженцы у французов и перевезли в Бразилию. Вот так. Но теперь давайте будем следовать логике и предположим, что и арабы саженцы тоже украли. Откуда могли бы они их украсть?

— Неужели это можно определить?

— Трудно сказать. Вы не знакомы случайно с Ричардом Бертоном?

К тому времени я уже привык к внезапным поворотам Пинкера в середине разговора. Его мысли ускакивали далеко вперед, высматривая, куда бы теперь перенести собеседника, затем препровождали вас туда кратчайшим путем. Я отрицательно покачал головой.

— Меня представили ему на одном приеме, — сказал Линкер. — Там было гостей пятьсот, не меньше. Это был человек значительный, в тот момент его чествовали за исследования исламского Востока. Теперь, разумеется, он уже не в том почете. Возникли какие-то слухи насчет его частной жизни… М-да, это неважно. Услышав, что я занимаюсь кофе, он захотел со мной побеседовать. Я предстал перед ним благоговейно, как и любопытные, что собрались вокруг.

Бертон недавно возвратился из очередной поездки по арабским странам — притемнил себе кожу соком грецкого ореха, носил арабское платье и подавал себя как какое-нибудь исламское святейшество. Разумеется, по-арабски он говорил совершенно идеально, и их священные книги изучил великолепно. Он рассказал мне, что обнаружил где-то в Восточной Африке, — где климат умеренный, плодородна земля и растет кофе, — величественный город, обнесенный каменной стеной. Он даже утверждал, что кофе там рос так буйно, что его даже и не культивировали, — кофейные кущи возникали сами по себе, размножаясь сами собой, прорастая там, где в землю падали созревшие зерна. Торговцы кофе считались в хозяйстве столь необходимыми людьми, что им запрещалось под страхом смерти покидать этот город. Очевидно, это был богатейший край. Бертон рассказывал об изделиях из слоновой кости, о драгоценных камнях, о золоте… и обмолвился, по его словам, кое о каких темных делах. Надо полагать, имел в виду рабство.

Настолько изолирован от мира был тот город, что у торговцев даже выработался особый язык, совершенно не похожий на тот, на котором люди говорили за пределами этой местности. Но тот кофе, как утверждал Бертон, был самым великолепным из всех видов, что он перепробовал за годы своих странствий. И — вот что засело у меня в памяти: он сказал, что запах у кофе ароматный, как у цветков жимолости.

— Как у этого «мокка»?

— Вот именно. И вот что еще интересно: тот город назывался Харар, а название всего того района на местном языке звучит «Каффа».

— Похоже на «кофе»?

— Бертон считал, что у этих слов явно общий корень.

— Так, значит, зерна кофе, который растет в диком виде в Каффе…

— …вероятно, продаются харарскими купцами торговцам, которые, соответственно, привозят его в Аль-Макку. Откуда кофе развозится по морю во все концы света. И если вы торговец из, скажем, Венеции или Константинополя, то вполне можете ставить на этикетках покупаемого вами кофе название изначального порта отправки, а не того места, где оно выращено.