Что творится снаружи, понимали все. Управлять этим ветром и снегом, как обычным ненастьем, нечего было и думать. Нет, это – он. Это его рук дело. Однако плясать, пировать и веселиться назло буйству вьюги таунка вполне могли. Они – таунка. Они устоят.

Снаружи мир был полон непроглядной синевы, белых вихрей и заунывного воя, однако в Великом Зале царили покой и тепло. Тишину нарушал лишь треск поленьев, горевших в огромном камине, под сводом которого без труда, не нагибаясь, мог поместиться рослый человек. Над узорной каминной полкой, пышно украшенной фигурами фантастических тварей, висели огромные ветвистые рога черпорога. Вдоль стен, в резных бра в форме драконьих голов, ярко пылали факелы. Кровля пиршественного зала, способного вместить многие дюжины гостей, покоилась на толстых балках, разогнанные уютными рыжими отсветами пламени тени прятались по углам. Холодный каменный пол устилали мягкие, пушистые шкуры северных медведей, черпорогов и прочих зверей.

Большую часть зала занимал длинный, массивный резной стол. Вокруг него легко могли бы рассесться не меньше трех дюжин пирующих, но сейчас за столом сидели лишь трое – человек, орк и мальчик.

Конечно, все вокруг было ненастоящим. Человек, занимавший место во главе стола, слегка возвышался над остальными, сидя в титаническом узорчатом кресле – нет, не то, чтоб на троне, но все же. Он спал – долгое-долгое время спал и видел сны. Вот и этот зал, и охотничьи трофеи, и огонь, и стол, да и орк с мальчишкой были всего-навсего одним из его сновидений.

Сидевший по левую руку от него орк был стар, но еще полон сил. Рыжие отсветы огня зловеще мерцали на жуткой маске – изображении черепа, украшавшем его широкое лицо с тяжелой, мощной нижней челюстью. Могущественный шаман, способный повелевать безграничными силами, он даже в эту минуту, будучи лишь сновидением, плодом воображения человека, сидевшего во главе стола, выглядел очень и очень грозно.

А вот мальчишка – совсем наоборот. Когда-то он был ребенком вполне миловидным: большие, цвета морской волны глаза, открытое, светлое лицо, золотистые волосы… Когда-то… но не теперь.

Ныне мальчика мучила хворь.

Он сильно исхудал, иссох настолько, что кости его, казалось, вот-вот прорвут полупрозрачную кожу. Некогда светлые, живые глаза мальчика ввалились, потускнели, покрылись мутным налетом, гнойники, густо усеивавшие его лицо, то и дело лопались, сочась вязкой зеленоватой жидкостью. Дышал он с очевидным трудом: грудь ребенка часто вздымалась в такт мелким, судорожным вдохам. Еще немного, и человек во главе стола разглядит, с каким трудом бьется в ней сердце. Ему бы давным-давно остановиться, но вот – подумать только, упорствует, стучит, несмотря ни на что…

– Он еще здесь, – заметил орк, ткнув пальцем в сторону мальчика.

– Это ненадолго, – откликнулся человек.

Словно бы в подтверждение его правоты, мальчишка закашлялся, обрызгав стол кровавой слизью. Переведя дух, он утер бледные губы тонким запястьем, обтянутым полуистлевшими кружевами, и с явным трудом заговорил:

– Ты еще не… не овладел им. Я тебе… докажу.

– Ты так же глуп, как и упрям, – прорычал в ответ орк. – Эта битва давным-давно выиграна.

Слушая их перебранку, человек во главе стола с силой стиснул подлокотники кресла. Сон этот снился ему не первый год и, пожалуй, уже не развлекал – скорее, утомлял.

– Мне надоел этот спор. Давайте покончим с ним раз и навсегда.

Орк плотоядно взглянул на мальчишку.