Борода стала сплошь седая, добавилось морщин на лице… Еще он здорово похудел и это сразу бросалось в глаза. Мы молча ехали с ним в стороне от общей колоны, и думали каждый о своем. Не знаю, о чем думал абыс, но, судя по выражению его лица, думы его явно не веселили.
Я же вспоминал разговор с Коллайном перед самым отъездом. Настроение в тот вечер почему-то было игривым, и я, вспомнив наши прежние пикировки, решил устроить с Анри словесную дуэль.
— Анри, — заявил я ему, наблюдая за тем, как он рассматривает бокал с бренди на свет очага. У него вообще скоро встанет в привычку рассматривать мир сквозь стекло бокала. — Я вот что тут было подумал.
Коллайн отвлёкся от созерцания содержимого чаши и благосклонно кивнул головой: слушаю, мол.
Наедине с ним мы могли позволить себе обращаться друг к другу просто по имени, без всяких ненужных условностей. Вообще, Коллайн, помимо всего прочего, мне нравился еще и тем, что не было в нем снобизма человека с длиннющей родословной, постоянно державшего на лице соответствующую данной ситуации маску. С ним можно поговорить о многих вещах, предаться воспоминаниям, и даже от души подковырнуть, услышав в ответ не менее душевную колкость.
И это было по-настоящему здорово. Как приятно посидеть вот так, запросто, перерывая воспоминания другого репликой: а помнишь? Конечно, помню, а ты?
И неслись наши воспоминания о том и об этом, и еще о том, о чем женам знать было не положено, хотя и произошло оно до нашего знакомства с ними. Особенно жене Анри, леди Лиоле, знать было нельзя, до того она оказалась ревнивой. Порой я даже диву давался, ведь до их свадьбы ничего такого не предвещало, а теперь… Частенько дело и до скандала доходило. В тот вечер по этому поводу Коллайн даже позволил себе поплакаться мне в жилетку, пусть и слегка. Ха, видели бы эту сцену люди, порой боявшиеся его пуще Кенгрифа Стока, возглавляющего Тайную стражу.
Тогда мне и пришло в голову утешить его рассказом о некоем философе Сократе, жившем в стародавние времена.
— И чем же он так прославился? — Слегка заплетающимся языком спросил Анри, как обычно лечивший свои изношенные нервы любимым сортом бренди.
Коллайн получил весьма неплохое для своего времени образование, но знания других миров, в него, конечно же, не входили.
— О, Сократ был великий мыслитель! — Пустился я в объяснения, стараясь избегать труднопроизносимых слов, потому что иногда — надо! И сколько того душа требует. — Представляешь, Анри, этот человек был выдающимся оратором. Он мог убедить огромную толпу в чем угодно так, что не оставалось ни одного несогласного. А затем, затем он переубеждал их в совершенно противоположном, и опять несогласных не оставалось.
— Мне бы такой талант, — неожиданно заключил Анри. — Особенно в те моменты, когда мы решаем с тобой вопросы, касающиеся финансирования моего ведомства. Но причем здесь я и этот… как его… Сократ? — Все же вспомнил и смог выговорить незнакомое имя Коллайн.
Помню, я даже немного опешил от его логики. Ну как тебе объяснить, Анри?
Понимаешь, есть некоторые направления, в которые нет смысла вкладывать деньги. Это я знаю точно, потому что в моем мире они зашли в тупик. Возможно, здесь они и закончатся удачей, но зачем лишние траты, если их можно избежать, ведь мне известны и заведомо успешные пути. Но объяснить то тебе как?
И я продолжил свой рассказ:
— У Сократа была жена, Ксантиппа. — Выговорить имя супруги философа мне с первого раза не удалось, и потому я заменил ее довольно распространенным в родном ему мире именем Ксанди, трезво рассудив, что это ничего не меняет.
— Так вот, Ксанди была на редкость сволочной женщиной.
При этих словах Анри заметно оживился. |