Теперь уже в партере аплодировали, а галерка ликовала. Невозможно было усидеть на месте, поддавшись азарту реалистической постановки. Ибо то, что происходило на сцене, было далеко не имитацией. Натаскивал актеров Фрэнк Биннисон, инструктор по боксу, а помогал ему сам автор, выступавший на репетициях поборником реализма.

Ничего подобного, признавала пресса на следующий день, на сцене не видывали. Там был еще эпизод военного сражения — естественно, с грохотом, разрывами снарядов и пороховым дымом. Ну да это — как впоследствии оценил его сам автор — был перебор, хотя и задевавший патриотические струнки публики. Когда в одиннадцать часов занавес наконец опустился, ликование уже охватило партер, а галерка — та была просто вне себя от восторга.

«Когда сэр Артур вышел на поклон, — писала на следующий день „Дейли ньюс“, — ему был оказан великолепный прием».

Итак, он добился своего. Он поставил на сцене боксерский поединок. Публике это пришлось по душе. Он был счастлив. И все же, продержавшись четыре месяца при все пустеющем зале, «Дом Темперли» сошел со сцены.

Клемент Скотт из «Джона Буля» был, видимо, единственным критиком, предрекшим такой конец. Другие обозреватели сулили спектаклю жизнь до Судного дня. Это была пьеса для мужчин. Но мужчины редко приходят в театр одни, без женщин, или же женщины ходят в театр сами. И хотя нельзя сказать, что в 1910 году женщины совершенно игнорировали боксерские соревнования («Лондон опинион» отмечает появление недавно вошедших в моду гофрированных пышных юбок на местах за полгинеи), но все же пьеса, не затрагивающая женских проблем, не может вызвать их сочувствия.

Можно либо развить крепкую любовную интригу, либо использовать беспроигрышный мотив девушки в опасности, но нельзя пренебрегать и тем и другим вместе. Конан Дойл, терпя еженедельные убытки и имея на руках столь катастрофически расточительный театр, использовал всевозможные приемы, чтобы спасти «Темперли». Когда матушка корила его за то, что он забывает ей писать, особенно теперь, когда Иннеса недавно произвели в майоры, он не имел смелости рассказать ей, что дела его очень плохи.

«Моя одноактная пьеса „Баночка икры“ (это было переложение одного из его лучших рассказов) идет на бис к „Темперли“, и весьма успешно. Дела в Лондоне обстоят из рук вон плохо, — писал он 21 апреля 1910 года, — но мы надеемся постепенно наверстать».

6 мая скончался король Эдуард. Для большинства его кончина явилась совершенной неожиданностью, мало кто даже знал, что он был серьезно болен. Вест-Энд погрузился в траур, людям было не до театра. А между тем, как мы теперь знаем из письма, о котором Конан Дойл и не подозревал, он уже давно мог уступить Аделфи под музыкальную комедию и тем самым избежать новых убытков. Но он был слишком упрям, он не мог признать поражения. Еще до апрельского письма матушке он увлекся другой пьесой, которую написал в одну неделю и тотчас же принялся за ее постановку.

«Черт подери! Они еще увидят!»

«Дом Темперли» закрыл свои двери незадолго до похорон короли Эдуарда. 4 июня, менее чем через месяц, Аделфи осветили огни новой премьеры. Это была «Пестрая лента».

«Пестрая лента» принесла больше, чем он потерял; и уверенно не сходя со сцены, имела еще до сентября две гастроли. Тут были Холмс и Уотсон: прежние божества вновь явили свою живительную силу.

Однако — в наши дни, когда мельчайшие подробности приключении Холмса приобрели такое значение, — надо предостеречь его приверженцев от чтения пьесы. «Пестрая лента». Они найдут Холмса и Уотсона в лучшей форме, но с ума сойдут, пытаясь привести в порядок хронологию.