Дойл написал об этом деле серию статей, которые были опубликованы в газете «Дейли телеграф» (январь 1907 года) и произвели такую сенсацию, что правительство назначило специальный комитет для проверки улик. Комитеты обычно чрезвычайно глупы, и этот ни в коем случае не был исключением. Он оправдал Идалджи от обвинений в калечении лошадей, но, поскольку члены комитета поддерживали теорию, что молодой человек писал анонимные письма, Идалджи было отказано в какой-либо компенсации на основании того, что он якобы способствовал ошибке правосудия. Идалджи был немедленно освобожден, и Общество юристов восстановило его в коллегии адвокатов, но он не получил ни фартинга, хотя отсидел больше трех лет за преступление, которого не совершал. 300 фунтов, собранные по инициативе «Дейли телеграф», он отдал своей тетке, которая оплачивала его защиту на суде.

В результате своего расследования Дойл смог убедительно доказать, что письма были написаны, а лошади искалечены одним местным жителем с преступным прошлым, и он передал улики в распоряжение властей. В ответ на это министр внутренних дел лорд Гладстоун так же убедительно доказал, что он по праву возглавляет правительственное министерство, отказавшись признать факты, говорившие сами за себя, например, что преступник показывал одному человеку лошадиный ланцет, заявив, что именно этим были искалечены лошади, что он в свое время работал на бойне и был опытным мясником, что он часто писал анонимные письма, что почерк его и его брата соответствовал почерку, которым были написаны фигурировавшие в деле письма, что у него периодически бывали приступы помешательства, что, когда он уезжал куда-нибудь, письма и преступления прекращались и возобновлялись после его приезда, что преступления продолжались и тогда, когда Идалджи сидел в тюрьме, и так далее. Дойл решил, что бюрократы министерства внутренних дел сошли с ума, раз они проигнорировали доказательства, которые он передал в их распоряжение, но скорее можно усомниться в здравом уме того, кто рассчитывает на справедливость и здравомыслие бюрократов.

Два года спустя он участвовал в решении другой загадки, но на этот раз он столкнулся не столько с тупостью, сколько с несправедливостью властей. После того как он успешно вступился за Идалджи, Дойла осаждали с таким количеством просьб оправдать осужденных, что за дело Оскара Слейтера он взялся с большой неохотой. Но когда он, наконец, по рекомендации нескольких людей изучил материалы дела, то пришел к выводу, что это еще более чудовищное извращение правосудия, чем в случае с Идалджи.

21 декабря 1908 года в квартиру жительницы Глазго мисс Гилкрист проник мужчина, размозжил ей голову тупым предметом, перерыл документы, которые остались разбросанными по полу, не украл ничего, кроме (возможно) бриллиантовой броши, и, выходя из квартиры, был замечен служанкой убитой, Элен Ламби, которая вышла купить газету, и жившим этажом ниже мистером Адамсом, который выбежал из своей квартиры, услышав три стука — сигнал, что мисс Гилкрист нуждается в его помощи.

Глазго, естественно, был в ужасе, и детективы принялись отыскивать убийцу. Немецкий еврей Оскар Слейтер, «известный полиции», отправился из Глазго в Нью-Йорк через несколько дней после преступления. «Подозрительно», — подумали полицейские. Он сел на корабль под вымышленной фамилией. «Очень подозрительно», — подумали полицейские. Перед отплытием он заложил бриллиантовую брошь. «Все ясно», — подумали полицейские. И хотя они вскоре выяснили, что заложенная брошь всегда принадлежала Слейтеру, они потребовали его выдачи и, тщательно обработав ряд свидетелей, послали их в Нью-Йорк для опознания Слейтера. Здесь необходимо отметить несколько любопытных моментов. Полиции стало известно, что заложенная брошь — собственность Слейтера, 26 декабря, однако телеграмма с просьбой арестовать его была отправлена лишь 29 декабря, и, когда Слейтер прибыл в Нью-Йорк, его подвергли обыску, чтобы найти квитанцию на брошь.