— Ага! — поймал его Алик. — Жену! Жену Бог создал, а не помощника!

Василий поморщился недовольно:

— Это путаница филологическая. По-древнееврейски жена — «ишша», что в переводе — «взятая от мужчины». Бог ее никак не назвал, он просто привел к Глиняному помощника. А тот заорал, обрадовался: «Это кость от костей моих, плоть от плоти моей, она будет называться женою, ибо взята от мужа». Так Глиняный назвал ее: ишша, жена то есть. И тут — первое противоречие между Глиняным и Богом. Бог создал помощника (не помощницу даже, заметь!). А Глиняный совсем уже непотребное сказал: «Оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут оба — одна плоть»! А? То есть что же это такое? Кто его отец? Бог. Кто его мать? Сыра земля! И глиняный урод заявляет гордо: «Оставит человек отца своего и мать свою»! Ты представляешь?! Только что из говна слеплен и сразу богохульничать! А?! А дальше — «и прилепится к жене своей (это он так о своем помощнике!) и будут оба — одна плоть»! А?! Так кто же во всем виноват? Кто своего еще бесполого помощника склоняет к прелюбодеянию? Кто?! Твой Адам, сделанный из глины, пропитанный потом земным! Еще не попробовав яблока!

— Ну ты даешь! — тихо сказал Алик.

— Да не я,— отмахнулся Василий,— неразумный глиняный урод! А я, разумный труженик, все понимаю! А понимаю — значит отрекаюсь от него!

— Подожди, — оборвал его Алик, — а как же Змей?

Василий захохотал:

— А змей-то этот у глиняного урода между ног болтается. Только и всего! Это уже позднее, чтобы вину с себя снять, Глиняный придумал басню о каком-то злодее — Змее. Я, мол, тут совсем ни при чем.

Взвизгнули пружины. Алик спиной повалился на койку:

— Стоп! Вся суть конфликта в том, что человек существует в двух измерениях — в реальности и во сне. В нем и глина, и дух Божий. Тому, первому, которого сотворил Бог сразу вместе с женщиной, тому гораздо легче нашего — он существует только в одном измерении. А у нас… У нас — трагедия. Отведав плода познания, человек ощутил, что он НАГ. И устыдился наготы своей. Животные разве стыдятся наготы своей? Человек устыдился, потому что понял свою двойную суть. Дыхание Божие внутри и пар земли снаружи… Это осознание…

Василий перебил сердито:

— И есть вина Глиняного! Ему не велено трогать плода!

Алик засмеялся загадочно:

— Нельзя судить Бога земными законами. Но и человека нельзя судить…

— Божьими? — воскликнул Василий. — Нельзя судить Глиняного по Божьим законам? Это ты хочешь сказать?…

— Нет, — смутился Алик. — Закон один. Но мы существуем в Божьем сне. Во сне бывает всякое. Зачем же нас судить за сон по строгим, суровым законам реальности?

— Вот ты куда повернул?! — воскликнул Василий. — Убийства, насилие, кровь — это сон?! Ты и это оправдываешь?

— Нет! — возмутился Алик.— Мы же не об этом. Мы об Адаме, о первом человеке… О Глиняном! Он же никого не убивал!

— Просто ему еще убивать было некого! Зато первый же рожденный от Глиняного укокошил своего родного брата! «Где брат твой. Каин?!» Этот Божий вопросик ко всем нам относится! Ко всем! Глиняным!

От яркого света лампы у Алика поплыли перед глазами радужные круги. Он закрыл глаза ладонью.

— Да не о том мы совсем! Кровь, насилие после были. После проклятия Божьего. А до этого-то, сам говоришь, был сон! Эдем был! Ну разве не мог Адам очароваться райским сном?! Разве не мог?

— «Очароваться», — хмыкнул Василий,— скажешь тоже! Он же работник! Это же просто бунт на «Баунти».