– Вот такие впечатления у меня об Эдене, – сказал Макс, хлопнув себя руками по коленям.

– Невероятно… – только и смог выговорить Гейзенберг. – То есть… То есть…

– Да, – кивнул Громов, – физически Эдена не существует. Он как ваша гостиная, только гораздо больше.

– То есть Синклеру удалось каким-то образом решить проблему сна и еды? – глаза квантоника жадно вспыхнули. – Хотя о чем это я спрашиваю… Если он погружал всех учеников в анабиоз, то жизненно важные функции могли сохраняться очень долго и без обычной подпитки. Так-так-так…

Гейзенберг нервно грохнул чашку обратно на блюдечко, вскочил и начал ходить туда-сюда.

– Но если ему удалось замедлить обменные процессы до физиологического минимума… – какая-то мысль озарила лицо квантоника. – Как вы думаете, Громов, он собирается применить свое изобретение более широко?

– Я не знаю, – пожал плечами тот.

– Ведь это… – Гейзенберг поднял вверх свою морщинистую руку. – Это ведь гениально! Люди могли бы жить сколь угодно долго! Состояние анабиоза позволило бы продлить жизнь как минимум на триста лет!

– Но ведь это не жизнь! – возмутился Громов.

– Кто вам сказал? Ну кто вам это сказал? – запальчиво воскликнул Гейзенберг. – Реальность – это то, что видишь. Реальность – это то, что чувствуешь. А мы чувствуем Сеть. Мы осознаем ее. На уровне ощущений она абсолютно реальна. И даже более чем реальна, потому что наш собственный мир был убит во время войны! Громов, разве вы до сих пор не поняли, что все составлявшее соль нашей жизни, ее радость и смысл, все перешло в Сеть? Познание, общение, жажда нового, творчество – все здесь. А что снаружи? Там – что считается реальным? Только бесконечная муштра, борьба за власть, ресурсы и так далее. Человечество изо всех сил пытается протянуть подольше, но это агония. Цивилизация задохнется. И это случится очень скоро, это неизбежно. Громов, разве вы не видите этого?

– Сеть не реальна, – упрямо повторил Макс. – Даже Синклер мечтал вырваться из виртуальной среды Эдена. Он хотел завершить «Моцарта», чтобы снова обрести способность к творчеству. Интуиция и фантазия, то, что делает нас совершеннее компьютера, есть у нас только до тех пор, пока мы люди. Мое тело может быть очень далеко отсюда, но оно должно быть!

– Судя по тому, что вы рассказали о Джокере и Синклере, это совсем не обязательно, – пробормотал квантоник, пытаясь унять лихорадочную дрожь в своих руках. – Интуиция… Да, Аткинс много внимания уделял этому свойству человеческого сознания… Но ведь если вы, ученик Громов, все же закончите программу «Моцарт», то даже в цифровой форме эти свойства останутся. Громов, вы хотя бы понимаете, о чем мы сейчас говорим?

Макс скривил рот.

– О бессмертии? – ответил он, не задумываясь.

– Именно! – воскликнул Гейзенберг. – Именно! Громов, сознание нематериально! Это то, чего мы так и не смогли понять! Нанотехнологии, сверхпроводимость, интуитивный код Аткинса, на котором работает «Ио» – квантовый компьютер, основа Сети, ее душа, – мы создали все это, но до сих пор не знаем, что есть наше сознание! Когда Аткинс создал квантонику, он особо отмечал, что сознание – есть нечто бесконечное и непознаваемое, принадлежащее к чему-то большему, чем известный нам мир. Большему, чем даже известный нам микромир. Целью Аткинса было понять, что же это такое – откуда оно пришло и какова его цель.