— Присаживайся поближе. Рассказывай.
Ревякин последовательно, неторопливо и обстоятельно поведал обо всем, что видел и слышал сегодня утром. Показал фотоснимки, записи показаний свидетелей…
Макаренко открыл сейф, достал плоскую бутылочку с армянским коньяком. Налил себе и Ревякину, сел в свое необъятное кресло и сказал:
— Скверное дело. И знаешь, Сережа, я все понимаю — и то, что все население кавказское боится, и что жители темнят… но пойми: надо с этим делом разобраться как можно скорее. Просто потому, что город у нас, скажем так, не особенно располагает к затяжным расследованиям. Здесь очень многое зависит от отдыхающих. А они, изволите знать, не поедут в город, где орудует маньяк-убийца. А сколько еще мы сможем скрывать от прессы, что он таки орудует?
— Да я все прекрасно понимаю! — воскликнул Ревякин. — Но с этими черномазыми никакого общего языка не найти! Я битый час потратил на одного их бугра! Я голову готов прозакладывать: он что-то знает! А как это знание из него вытянуть, если он боится до дрожи в коленях? Это не для красного словца — у него натурально коленки дрожали! Как быть?
Генерал-лейтенант задумчиво отхлебнул из бокала.
— Помощника тебе надо.
— С людьми у меня все в полном порядке, — сказал Ревякин. — Двенадцать человек в общей сложности задействовано!
— Я не о том, — покачал головой Макаренко. — Тебе бы такого помощника, с которым все эти напуганные и несчастные стали разговаривать.
Ревякин рассмеялся. Генерал-лейтенант посмотрел на него с легким недоумением. Следователь пояснил:
— Как мне кажется, такого помощника они должны бояться больше, чем маньяка. Представляю, каким чудовищем он должен быть!
— Дело не только в страхе, — возразил генерал. — Тебе нужен человек, который хорошо знал бы эту среду, ее обитателей, мог бы с ними поговорить в некотором смысле на их языке. Они — люди другого склада ума, они уважают силу. Причем даже не столько ту, которая проявляется внешне, сколько внутреннюю. Перед сильным человеком они откроются.
Ревякин покачал головой с озадаченным видом:
— Вы мне просто ребус какой-то загадываете, товарищ генерал-лейтенант. Я кого-то не знаю, кого вы мне прочите в помощники?
Макаренко ответил:
— Ты много кого не знаешь, Сережа.
— Так о ком речь-то? — с нетерпением в голосе осведомился Ревякин.
— Его фамилия Терпухин. Ну-ка, навскидку, ничего не вспоминаешь?
Ревякин почесал подбородок, задумчиво хмыкнул:
— Что-то всплывает такое, с ним связанное, что-то очень шумное.
— Ну, в общем, ты прав — действительно шумное. Хорошо, не буду с тобой играть в загадки. Юрий Терпухин, в некоторых кругах известный как Атаман. В прошлом году он в одиночку расправился с группой чеченских отморозков. Там было шестеро, сумевших выбраться из Беслана и по пути решивших устроить казнь отставному офицеру федеральных войск. Этот офицер успел позвать Атамана на помощь, но тот опоздал. Так Терпухин догнал чеченцев и устроил такое… Его не стали сажать, потому что пользу он принес нешуточную. Но шума было — не приведи господь!
— И какое отношение Терпухин имеет к Сочи?
— Он сразу после того, как с него слезли федералы, поехал отдохнуть в наши края. И снова вляпался в историю. Долго рассказывать, но в общем и целом он снова «отличился». Видимо, не пошла человеку впрок та история с приятелем. С тех пор кавказцы Сочи, я бы так сказал, неровно дышат к Терпухину.
— Но если он снова что-то натворил, то почему его не посадили?
— На сей раз вообще ничего не доказали. |