Он совсем не думал о том, как объяснить свой приход, не знал, скрыть свое поражение или признать его, уйдя из спальни. Ему вдруг стало совершенно безразлично, что она могла подумать или почувствовать. Он подошел к окну и стоял, глядя на улицу.

«Почему она вышла за меня замуж?» — думал он. Восемь лет назад, в день их свадьбы, он не задавался этим вопросом. С тех пор, чувствуя мучительное одиночество, он спрашивал себя об этом множество раз, но так и не нашел ответа.

Она вышла за него не ради положения в обществе и не ради денег. Семья Лилиан имела и то и другое. Правда, их фамилия не значилась среди самых знаменитых и состояние было довольно скромным, но все же этого было вполне достаточно для того, чтобы открыть ей доступ в высшее общество Нью-Йорка, где Реардэн и встретил ее. Девять лет назад его появление в Нью-Йорке было подобно взрыву бомбы. Он появился озаренный блестящим успехом «Реардэн стил», тогда как лучшие эксперты считали этот успех невозможным. Именно его безразличие и равнодушие стали причиной столь пристального внимания к нему. Он не знал, что в высших кругах полагали, что он захочет купить себе доступ в высший свет, и предвкушали удовольствие, которое они получат, отвергнув его. У Реардэна не было времени заметить, как сильно он их разочаровал.

Он нехотя посетил несколько приемов, на которые его приглашали люди, стремившиеся заручиться его доверием и завоевать его расположение. Он не знал, но они знали, что его учтивая вежливость была просто снисходительностью к людям, которым полагалось бы смотреть на него свысока, к людям, которые твердили, что время великих свершений давно миновало.

Его привлекла строгость Лилиан, — вернее, несоответствие между строгостью ее характера и ее поведением. Ему никогда никто не нравился, и он в свою очередь не рассчитывал кому-нибудь понравиться. Его внимание привлекла женщина, которая явно преследовала его, но со столь явной неохотой, словно это происходило помимо ее воли, словно она боролась с желанием, внушавшим ей отвращение. Именно она назначала ему свидания, а затем встречала его с холодком, словно ей было безразлично, как он к этому относится. Говорила она мало и казалась загадочной; это словно подсказывало ему, что он никогда не сможет преодолеть ее горделивое отчуждение. И в то же время в ней было что-то веселое, насмехавшееся над его и ее собственной страстью.

В жизни Реардэна было мало женщин. Он шел к своей цели, отметая все, что не имело к ней отношения, — как в окружающем мире, так и в себе самом. Преданность работе была пламенем, с которым он привык иметь дело, огнем, который сжигал все незначительное, всякую примесь, попадавшую в поток чистого расплавленного металла. Ни до чего другого ему не было дела. Но иногда его охватывало желание, желание настолько неистовое и страстное, что он не мог совладать с ним. Несколько раз за долгие годы он поддавался ему, поддавался с женщинами, которые, как он думал, были ему небезразличны. Но потом чувствовал лишь пустоту, — ему хотелось вкусить сладость победы, хотя он и не знал, какой именно, а он получал лишь готовность разделить с ним мимолетное удовольствие и прекрасно осознавал, что победы его лишены смысла. У него не было ощущения, что он что-то приобрел, лишь чувство собственного падения. Он стал ненавидеть свое желание. Пытался подавить его. Он начал верить, что желание имеет чисто физиологическую природу, — жаждет не сознание, а плоть, — и восстал против мысли, что его плоть может свободно выбирать и этот выбор не подвластен воле его разума. Он провел жизнь на рудниках и заводах, придавая материи форму, которая ему была нужна. Он делал это с помощью силы своего разума, и для него была невыносима мысль, что он не может подчинить разуму материю собственного тела.