— Дэгни, ты слышала о встрече представителей профсоюза литейщиков в Детройте?

— Нет, а что?

— Это было во всех газетах. Они обсуждали один-единственный вопрос: разрешать или нет членам профсоюза работать с металлом Реардэна. Они не пришли к единому мнению, но и этого оказалось достаточно, чтобы один подрядчик, который собирался рискнуть с этим сплавом, тут же аннулировал заказ. А что, если… что, если все выскажутся против металла Реардэна?

— Ну и пусть.

По ровной линии к вершине невидимого в темноте небоскреба поднималась светящаяся точка. Это был лифт большого отеля. Из стоявшего у подъездной дорожки грузовика рабочие переносили в подвал запакованное тяжелое оборудование. На одном из ящиков Дэгни увидела фабричную марку: «„Нильсен моторс“, Колорадо».

— Мне не нравится резолюция, которую принял съезд школьных учителей Нью-Мексико, — сказал Таггарт.

— Какая резолюция?

— Они запретили учащимся ездить по линии Рио-Норт «Таггарт трансконтинентал», когда ее строительство будет завершено. Запретили потому, что это опасно. Они выразились предельно ясно — новая железнодорожная линия «Таггарт трансконтинентал». Об этом писали во всех газетах. Нам такой рекламы не нужно… Дэгни, как, по-твоему, мы должны им ответить?

— Пустить первый поезд по Рио-Норт.

Таггарт долго молчал. Он выглядел необыкновенно подавленным. Она не могла этого понять: он не злорадствовал, не спорил с ней, ссылаясь на мнение высокопоставленных лиц. Он словно умолял, чтобы его утешили.

Мимо промчалась машина; за короткое мгновение Дэгни успела оценить ее мощь, плавность и уверенность хода, великолепный дизайн. Она узнала марку машины — «хэммонд», Колорадо.

— Дэгни, мы… мы успеем в срок завершить строительство линии?

Обычно Таггарт старался тщательно скрывать свои эмоции, но сейчас в его вопросе явно сквозило одно-единственное чувство — животный страх.

— Успеем. А если нет, то Боже спаси и помилуй этот город, — ответила она.

Машина завернула за угол. Над черными крышами домов показалось табло календаря, которое высвечивало дату: двадцать девятое января.

— Дэн Конвэй — ублюдок, — внезапно со злостью выпалил Таггарт, словно был больше не в силах сдерживаться.

Дэгни удивленно посмотрела на него:

— Почему?

— Он отказался продать нам свою линию в Колорадо.

— Ты что… — начала было она и замолчала. — Ты что, предложил ему продать ее нам? — спросила она, силясь говорить спокойно, не крича.

— Конечно.

— Но ты же не надеялся… что он ее продаст… продаст тебе?

— А почему бы и нет? — К Таггарту вернулась его обычная истерическая воинственность. — Я предложил ему больше, чем другие. Нам даже не пришлось бы снимать и перевозить рельсы. Мы могли использовать его дорогу прямо на месте, и это была бы для нас прекрасная реклама — мы отказываемся от железной дороги из металла Реардэна, учитывая мнение широкой общественности. Но этот сукин сын отказал мне. Он заявил, что не продаст нашей компании и фута своей дороги. Он продает рельсы по частям первому встречному, каким-то захудалым железным дорогам в Арканзасе или Северной Дакоте. Продает себе в убыток, ублюдок. Его не интересует даже прибыль.