— Что?

— Неужели ты действительно хочешь, чтобы это был Эдди Виллерс?

— Да, хочу.

— Но ведь он не сможет даже сыграть роль вице-президента. У него не тот имидж — не та внешность, не те манеры…

— Он знает свое дело и в курсе моих дел. Он знает, чего я хочу. Я ему доверяю и могу работать с ним.

— Может быть, лучше выбрать кого-нибудь из более известных молодых сотрудников, выходца из богатой семьи, человека с именем?

— Джим, вице-президентом будет Эдди Виллерс.

— Ну хорошо, — вздохнул Таггарт, — только нужно быть очень осторожными. Нам ведь ни к чему, чтобы люди заподозрили, что ты по-прежнему управляешь компанией. Об этом никто не должен знать.

— Об этом будут знать все. Но поскольку никто не заявит об этом в открытую, все будут довольны.

— Но мы должны сохранять видимость.

— Ну конечно. Тебе не обязательно узнавать меня на улице, если ты этого не хочешь. Можешь сказать, что никогда в жизни меня не видел, а я скажу, что никогда в жизни не слышала о «Таггарт трансконтинентал».

Таггарт молча размышлял о чем-то, уставившись в пол. Дэгни отвернулась и посмотрела в окно. Небо было ровного серовато-белого зимнего цвета.

Далеко внизу, на берегу Гудзона, она видела дорогу, за которой наблюдала в детстве в ожидании, когда подъедет машина Франциско, видела возвышавшуюся над рекой скалу, на которую они взбирались в надежде увидеть небоскребы Нью-Йорка, а где-то за лесом проходили рельсы, ведущие к станции Рокдэйл, где она когда-то давным-давно работала. Сейчас земля была покрыта снегом, и то, что осталось от той местности, напоминало чертеж — блеклый рисунок, на котором из снега тянулись к небу голые ветви. Рисунок был черно-белым, как старая фотография, которую хранят на память, но которая ничего не может вернуть.

— Как ты собираешься назвать ее?

Она вздрогнула и обернулась:

— Что?

— Свою компанию.

— А, вот ты о чем. Наверное, «Линия Дэгни Таггарт», а что?

— Но… разумно ли это? Это могут неверно истолковать. Таггарт может быть понято как…

— Как же ты хочешь, чтобы я ее назвала? — вспылила Дэгни, вконец теряя терпение. — «Мисс Никто»? «Мадам X»? «Линия Джона Галта»? — Она вдруг замолчала и улыбнулась. Это была холодная, угрожающая улыбка. — Вот именно так я ее и назову: «Линия Джона Галта».

— О Господи, нет!

— Да, Джим, да.

— Но ведь это… это же бессмысленное выражение.

— Вот именно.

— Но нельзя же сделать посмешищем такой серьезный проект. Нельзя быть такой вульгарной и неблагородной!

— Неужели?

— Но, Господи, почему?

— Потому что это шокирует их всех, так же как тебя.

— Я что-то не припомню, чтобы ты старалась бить на эффект.

— Что ж, на этот раз постараюсь.

— Но… Послушай, Дэгни, это плохой знак… То, что означают эти слова…

— А что они означают?

— Не знаю… но когда люди их произносят, кажется, что ими движет…

— Страх? Отчаяние? Безнадежность?

— Да… да, именно так.

— Вот я и докажу обратное.

Таггарт заметил сверкнувшие в ее глазах искорки гнева и понял, что лучше помолчать.

— Подготовь все документы для линии Джона Галта, — сказала Дэгни.

— Что ж, как знаешь. Это твоя линия, — вздохнул Таггарт.

— Еще бы.

Он удивленно посмотрел на нее. Сейчас своим поведением она нисколько не напоминала вице-президента огромной компании. Казалось, она с радостью и облегчением перешла на уровень рабочего депо или строителя.