В тот вечер, когда он позвонил Эдди Виллерсу, к нему уже полностью вернулись его обычные уверенность и самообладание.

— Эдди, я в Нью-Йорке, в отеле «Вэйн-Фолкленд». Приходи позавтракать со мной завтра утром. Мне нужно кое-что обсудить с тобой.

Эдди Виллерс шел к Реардэну с тяжелым чувством вины. Он еще не оправился от потрясения, пережитого после утверждения Закона о равных возможностях. Подобно тому, как после удара на теле остается синяк, этот закон оставил в его душе тупую, ноющую боль. Ему не нравился город — в нем словно таилась неведомая, зловещая угроза. Эдди с тяжелым сердцем шел на встречу с человеком, который стал жертвой нового закона: у него было такое чувство, будто он каким-то необъяснимым образом тоже в ответе за это.

Когда он увидел Реардэна, это чувство исчезло. Глядя на Хэнка, никак нельзя было сказать, что он жертва. Утренние лучи весеннего солнца поблескивали, отражаясь в оконных стеклах. Бледно-голубое, нежное небо дышало свежестью и чистотой. Двери офисов были еще закрыты, и город казался уже не зловещим, а готовым подобно Реардэну с надеждой и радостью окунуться в дела. Проведя спокойную ночь и хорошо выспавшись, Реардэн выглядел свежим и отдохнувшим. На нем был халат, и казалось, необходимость переодеться несколько раздражала его, как будто ему не терпелось перейти к своим захватывающе интересным делам.

— Доброе утро, Эдди. Извини, что заставил тебя встать в такую рань, но другого времени у меня нет. Сразу после завтрака я улетаю в Филадельфию. Поговорим за столом.

На нагрудном кармане его темно-голубого фланелевого халата белыми нитками были вышиты инициалы «ГР».

Он выглядел молодым и чувствовал себя в шикарном номере отеля легко и непринужденно, как дома.

Эдди наблюдал, как официант с профессиональной сноровкой вкатил в номер сервировочный столик на колесиках. Он ощутил необычайное удовольствие при виде свеженакрахмаленной скатерти, поблескивающих в лучах солнца серебряных столовых приборов и двух ведерок с колотым льдом, в которых охлаждались графины с апельсиновым соком. Он даже не подозревал, что подобные вещи могут так воодушевить его.

— Мне не хотелось беспокоить по этому поводу Дэгни, у нее и без того хватает забот. Мы с тобой сами можем за пару минут решить этот вопрос, — сказал Реардэн.

— Если я вправе его решать.

Реардэн улыбнулся.

— Вправе, Эдди, не переживай. — Он наклонился к Виллерсу через стол и спросил: — Каково в данный момент финансовое положение «Таггарт трансконтинентал»? Безнадежное?

— Хуже, мистер Реардэн.

— Вы в состоянии платить по счетам?

— Не совсем. Мы держим это в тайне, но я думаю, все и так знают. Мы кругом в долгах, и Джим уже не знает, как оправдываться.

— Ты знаешь, что со следующей недели вы должны начать платежи за рельсы из моего металла?

— Да, знаю.

— Давай заключим мораторий. Я отсрочу выплаты, вы внесете первый взнос лишь спустя полгода после открытия линии Джона Галта.

Не зная, что сказать, Эдди со стуком поставил на стол чашку кофе.

Реардэн усмехнулся:

— Что с тобой, Эдди? У тебя же достаточно полномочий, чтобы принять такое предложение?

— Мистер Реардэн… я даже не знаю… что вам сказать.

— Просто скажи, что согласен. Этого вполне достаточно.

— Я согласен, мистер Реардэн, — еле слышно вымолвил Эдди.

— Я подготовлю и перешлю тебе все бумаги. Можешь сказать Джиму, пусть подпишет.

— Хорошо, мистер Реардэн.

— Я не хотел решать этот вопрос с Джимом. Он потратил бы битых два часа, пытаясь убедить себя, что убедил меня, что, принимая это предложение, оказывает мне неоценимую услугу.