— Благодарю вас, граф, — отвечал Изгнанник, складывая письмо и снова пряча его в мешочек.
— Вы ничего не хотите прибавить?
— Ничего, касающегося дел колонии, граф.
— В таком случае, потрудитесь передать господину де Контркеру, что я сделаю все, что только в силах сделать человек, чтобы оправдать доверие, которое ему угодно было оказать мне назначением начальником экспедиционного отряда.
— Я слово в слово передам ему ваш ответ, граф. А теперь, прошу извинить меня, я хочу сообщить вам нечто очень важное, касающееся лично вас и господина де Гриньи.
— Я вас не понимаю, сударь.
— Я сейчас объясню вам все… насколько возможно подробно.
Барон де Гриньи, до сих пор довольно рассеянно прислушивавшийся к разговору, пододвинулся к ним с любопытством.
— О чем же идет речь? — спросил он.
— Вы сейчас это узнаете. Хотя вы и очень недавно появились в колонии, но вы уже нажили себе в ней неумолимых врагов.
— Я!? — вскричал граф с удивлением.
— Что такое? — проговорил барон, еще более удивленный, чем его друг.
— Не было ли у вас неприятного столкновения накануне вашего отъезда на берегу Огио? — продолжал Изгнанник невозмутимо.
— Да, как же, я это отлично помню. Какой-то долговязый негодяй подозрительного вида затеял со мной ссору, хотя я и сам не знаю, из-за чего. Мне даже кажется, что я проткнул его своей шпагой насквозь и, наверное, убил его.
— К несчастью, нет, граф, вы его не убили.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу только сказать, что человек этот не был вами убит, а только ранен, и теперь снова жив и здоров, клянусь вам.
— Ну, что ж, тем лучше! Я в душе даже жалел, что расправился с ним так жестоко.
— Виноват, граф, — перебил его Изгнанник, — вам следовало бы сказать: тем хуже.
— А почему?
— Потому что этот субъект, бывший морской разбойник и торговец неграми, самый отчаянный негодяй из всех когда-либо существовавших, и он за плату обязался убить вас… Впрочем, он это, наверное, еще сделает, если только ему представится удобный случай.
— Да, — сказал граф, хмуря брови, — я и сам думал так.
— А теперь вы можете в этом быть уверены, и я советую вам держаться настороже. Ваши враги, я это знаю точно, пока отказались от мысли об убийстве; но они больше, чем когда-нибудь, жаждут мести и решились добиться этого всеми средствами.
— А вы знаете этих врагов? — холодно спросил граф.
— Знаю, но успокоитесь, граф, тайна эта хранится в моем сердце, она выйдет оттуда только по вашему приказанию.
— Благодарю вас. Что бы ни предпринимали против меня враги, о которых вы говорите, я, со своей стороны, никоим образом не хочу им вредить.
— Напрасно, граф, если вы не будете убивать змей, которые станут бросаться на вас, эти змеи убьют вас безжалостно и беспощадно.
— Бог милостив! Я ни за что не изменю своего решения. Я удовольствуюсь тем, что буду защищаться в случае нападения; но сам, что бы там ни случилось, не перейду в роль нападающего. Бывают такие враги, оскорбления которых должен презирать порядочный человек и нападать на которых — подлость. Я в этом случае признаю одно только отражение ударов.
— Чувство это достойно уважения, граф, но позвольте мне заметить вам, что в настоящем случае действовать таким образом было бы чистейшем безумием.
— Может быть.
— А ваш друг тоже держится такого же мнения на этот счет?
— Вполне, сударь, — поспешно проговорил барон, — я назвал бы себя бесчестным, если бы поступил иначе. |