Я поднялся на ноги и выглянул в окно. Поезд стоял в тесной расщелине, по обе стороны которой возвышались бастионы крутой насыпи. Я слышал мерный шум работающего на холостых оборотах локомотива. Запах полыни был уже не столь выразительным, его забивала горечь отработанного дизтоплива. Солнце стояло в зените, и чахлые кустарники, покрывшие склоны насыпи, не отбрасывали от себя тень. Вагон мариновался в отравленном воздухе, как огурец в банке с рассолом. Я смотрел на ровный край насыпи со смутным страхом. Все кончено, вот-вот здесь появятся бойцы спецназа. Моя физиономия в оконном проеме может стать для них неожиданно появившейся мишенью. Глупо умереть от дурной пули, чудом спасшись от смерти.

Я поднял с пола поручень и принялся бить им по уцелевшим оконным стеклам. С каждым ударом в вагоне становилось светлее, словно я включал поочередно мощные лампы. Влад негромко простонал и, не открывая глаз, попытался сорвать повязку. В этот момент вагон дернулся с такой силой, что пол ушел из-под моих ног, и я, сбивая поручнем цветочные горшки, грохнулся на Влада. Все снова пришло в движение. Желтое полотно насыпи с нарастающей скоростью понеслось мимо окон, словно по соседнему пути покатились платформы, груженные песком. Колеса, как молоты по наковальне, стали отбивать чечетку. Горячий фен плавно наваливался на мое лицо и перебирал взмокшие волосы.

– Влад! – крикнул я, наотмашь ударяя ладонью по щекам друга (откуда я перенял этот идиотский способ приведения человека в чувство?). – Ты слышишь меня? Не срывай повязку, нас отравили газом!

Влад, не соображая, отталкивал меня от себя, хрипел и тянулся к повязке. Поезд выкарабкивался из отравленной зоны, и смрад солярки вытеснял тонкий аромат полыни. Я схватил Влада за руки и попытался втащить его в купе. Ковровая дорожка сложилась гармошкой на пороге и превратилась в неодолимую баррикаду. Я орал от напряжения и досады. Меня было слишком мало, я разрывался на части. Оставив упрямые руки Влада, которые тотчас вцепились в повязку, я кинулся по коридору, раскрывая настежь двери купе, чтобы выветрить газ. Регина, низко склонив голову, сидела на полу между диванами, и я лишь приподнял ее голову, мельком глянув на искривленный судорогой рот. Леси в своем купе не было, а вместо нее, накрыв собой чайный набор, поперек столика лежал сержант. Его голова раскачивалась, как капустный кочан в сетке, одна рука сжимала рычаг на черном окне, а вторая застряла под воротником кителя. Мила ничком лежала на диване, утопив лицо в подушке, и я увидел лишь мокрый от слюны край ее рта.

Я второй раз прошел мимо Влада. Мой друг уже сорвал повязку и открыл глаза, но взгляд его был безумным; он не узнавал меня, вращал покрасневшими глазами, шарил ладонями по ковру, словно был слеп и пытался на ощупь найти какой-то мелкий предмет. Я тряс его за плечи, опять бил по щекам, мне он так был нужен! Влад, не соображая, вяло отвечал на мои удары, пытался схватить меня за штанину и укусить за колено. Я оторвал его от себя и снова кинулся в купе, где лежал сержант.

В карманах его смердящего, насквозь пропотевшего кителя не было ничего, кроме ключа от входных дверей. Если бы я нашел накидной ключ от дверей купе и умывальников, то запер бы сержанта в умывальнике. Но этот ключ не оставил мне права выбирать.