Чувствуя, как леденящий ужас сковывает меня, я дернулся, схватился руками за доски и принялся отдирать их. Настил качался подо мной, трухлявое дерево крошилось, как прессованный картон. Я расширял «полынью» до тех пор, пока не увидел внизу, в метре от уровня настила, металлические балки, изъеденные ржавчиной, и между ними, в черной бездне – Влада, висящего на руках.
– Руку! – заорал я, даже не подумав о том, что вытащить Влада, как ведро из колодца, мне не хватит сил.
Пальцы Влада двигались, скользили по поверхности балки, пытаясь вслепую найти какой-нибудь выступ. Влад тяжело и сдавленно дышал, подтягивался, как на перекладине, но голова его упиралась в металлический лист, и он снова опускался вниз, а затем, переполненный инстинктом самосохранения, подтягивался снова.
– Какую, к лешему, руку… – хрипел он. – Лом… или арматуру… положи на балки, чтобы я ногу закинул!
Я вскочил на колени, схватился за кусок арматуры, который Влад тщетно пытался выдернуть, но он не поддался и мне, и тогда я, опираясь руками на хилые доски, опустился вниз и встал на балки. Они угрожающе закачались подо мной. Влад как-то странно выругался – симбиозом слов и кашля.
– Уйди… кхы-гы-ы-ы… веревку тащи, блин-н-н… Щас свалишь меня…
Я медленно наклонился, стоя на балках, как на горных лыжах, несущихся по крутому склону, и ухватился за ворот безрукавки Влада. Она затрещала, Влад послал меня, брызгая слюной мне на ноги, но сумел перекинуть руку, схватить меня за штанину и подтянуть голову до уровня моего колена. От бездны веяло холодком; он проникал куда-то в область живота и медленно подбирался к желудку и легким. Мои ладони вмиг стали мокрыми, а в коленях, казалось, размягчились кости, и ноги стали оплывать подобно свечам.
И тут совсем рядом с нами коротко прогремела автоматная очередь. Пули, ударившись в металл, высекли искру и с визгом отрикошетили в темное небо. Я тотчас присел, вмиг забыв, что подо мной пропасть, восемь секунд свободного падения.
– Ты что, взбесился?! – заорал Влад, который, кажется, не понял, что по нас стреляли.
– Заткнись! – рявкнул я, стараясь не высовывать голову выше уровня настила и через щели в досках всматриваясь в темный силуэт вагона. Расплывчатая фигура на мгновение показалась на крыше, метнулась к разлому и пропала в плотной тени. Там, в черной дыре, снова вспыхнуло кровавое пламя. Вырывая из досок щепки, пули прошли совсем рядом с нами.
– Все, не могу больше!! – давился словами Влад, скользкой рукой хватаясь за мой локоть.
Я сел на балку, понимая: все, что сейчас происходит, – безумство. Одной ногой я упирался в металлический щит, другая болталась над пропастью, глубину которой я уже не видел, но чувствовал ее по тому, как по доскам скатывался вниз щебень и беззвучно растворялся в черноте. Пальцы, которыми я сжимал ворот куртки Влада, нестерпимо ныли. Мы раскачивались, как в лодке при сильной волне; с каждым мгновением амплитуда движения балки становилась все более широкой; мост задвигался, заскрипел, заскрежетал всеми своими прогнившими и заржавевшими членами; началась жуткая звуковая какофония. Влад, как и я, боролся с силой притяжения только одной рукой, хватаясь ею то за мою штанину, то за край свисающей доски, то за воздух. Я уже стонал и выл вместе с ним и мостом, в мышцах иссякали силы, удерживать на весу стокилограммовое тело было все труднее, к тому же я сам начинал терять опору и медленно съезжать по балке вниз, к ее неровному заостренному краю.
На взлете, когда балка катапультой пошла вверх, Владу удалось закинуть на нее ногу и лечь, вытянувшись, подобно гусенице на ветке. Теперь моя нога мешала ему, и мне пришлось принять то же положение. Это было неудобно и страшно, к тому же за последние несколько минут стемнело настолько, что вокруг не было видно ничего, кроме темных очертаний конструкций. |