— Товарищ полковник, мотоциклист попал в защитную сетку, но получил серьёзные травмы. Он мог погибнуть. Мой врачебный долг заключался в том, чтобы его спасти. Никакой угрозы для режимного объекта пациент не представлял, он пробыл на борту четыре с половиной часа и всё время находился в бессознательном состоянии.

Булатов вздохнул. Сквозь суровую маску проступило его неофициальное лицо.

— Ну что ты как девчонка, честное слово! Если этот факт станет известным руководству, а он станет известным… — полковник выразительно поднял документ, который держал в руках.

Несмотря на мягкий тон мужа, Наташа неожиданно вспылила.

— Прошу тебя. Не нужно читать мне нотаций. Я прекрасно знаю и наше положение, и все выдержки из устава, к которому ты так часто любишь апеллировать. Но ты должен меня понять, я ведь не робот и не «чёрный автоматчик»… Существует ещё и чисто человеческая мораль, и врачебная этика! Мотоцикл растерзало колёсами, а парня забросило к нам, он был ранен и остро нуждался в срочной помощи, от этого зависела его жизнь. Что надо было делать? Выбросить его обратно? Отнять тот шанс, что дала ему судьба? Но за что, он же ни в чём не виноват! И какой вред это принесло нашему объекту? Никакого!

Булатов сокрушённо покачал головой, и Наташа замолчала. Она знала на сто процентов, что супруг согласен с её доводами и испытывает приблизительно такие же чувства, как и она сама, но долг перевешивает эмоции. С точки зрения интересов службы всё, что она говорила, просто детский лепет.

— Короче, товарищ полковник, я готова взять всю ответственность на себя, вплоть до добровольного рапорта об отставке!

Булатов вздохнул ещё раз.

— В этом нет необходимости. В конце концов, инструкция говорит только про самоубийц и «рельсовые» трупы, — как бы советуясь сам с собой, проговорил он. — Выбрасывать на смерть живых людей она не предписывает. Остановки, о которой надо докладывать в Москву, тоже не было…

— Да, Ефимов молодец, он снизил скорость, и парня аккуратно достали из сетки. А мотоцикл повис на переднем сцепном крюке тепловоза…

Военврач оживилась, на лице появилась улыбка. Она поняла, к какому решению пришёл супруг.

— И когда его выгружали, мы не останавливались. Правда, двигались со скоростью черепахи, но двигались…

Полковник усмехнулся.

— Кого ты думаешь обмануть, детка? Государство? А самописцы на что? Даже если график выдержан, подозрительные изменения скорости привлекут внимание и потребуют объяснений. А всё уже объяснено, вот здесь…

Он снова потряс листом бумаги.

— Это рапорт майора Сомова. И он уже направил его по своей связи в Москву!

В тоне полковника не было осуждения, только констатация факта. Особист сделал то, что должен был сделать.

— Так что Ефимов напишет рапорт о происшествии, ты приложишь своё объяснение, я соглашусь с целесообразностью такого решения и направлю материал по команде. Пусть разбираются. Но думаю, они одобрят мой вывод.

— Хорошо быть женой командира! — засмеялась Наташа.

— Будь серьёзней, — поморщился полковник. — Ведь речь идёт о серьёзных вещах…

— Ладно. Тогда напиши в своём заключении, что военврач Булатова использовала возможность попрактиковаться. Это чистая правда. Я ведь давно не делала операций. Как психолог я востребована, как хирург — нет.