— Идем на четыре дня. На каждого получили по четыре сухих пайка, но брать максимум две трети их веса. Когда будете дербанить — выбирайте и с собой тащите самое калорийное. На упаковках написано. Остальное оставляйте здесь. Придете — съедите.

— А что, все взять нельзя? — как всегда, недовольно пробухтел Калинин.

— А не сдохнешь? — ехидно поинтересовался прапорщик.

— С чего бы это? — Константин сел поудобнее, всем видом показывая свою независимость.

Прапорщик улыбнулся.

— Посчитай. Пока возьмешь вещи. Ночью еще прохладно, так что тащить придется много. Ночной или дневной бинокль, подрывная линия или «монка», четыре или шесть гранат, ВОГ — двадцать пятые, автомат и подствольник, РПГ — двадцать шестые, два боекомплекта. Вес прикинул? Тяжко придется с непривычки.

— А на фига два БК брать? Одного за глаза! — уверенно заявил никак не желающий соглашаться с чужим мнением Калинин.

— За глаза? — прапорщик недобро сощурился. — Тебе, пока ты еще ни разу не встревал, может, и за глаза. А когда разок встрянешь… Только если с одним боекомплектом пойдешь, то второго раза может и не случиться.

— Да ладно, — отмахнулся Калинин, — если прицельно стрелять… Таких дел наворотить можно.

— Можно, — прапорщик не собирался спорить, — но есть некоторые моменты. Ты о такой науке, как статистика, слышал?

Калинин недовольно хмыкнул, мол, за кого вы меня принимаете?

— Так вот, — Маркитанов улыбнулся, — согласно статистике, уже в годы Второй мировой войны на каждого убитого приходилось до двадцати тысяч израсходованных боеприпасов, в Корее и Вьетнаме американцы тратили более пятидесяти тысяч, в Ираке и Афганистане — до двухсот пятидесяти тысяч патронов на одного убитого противника. Мы, конечно, расходуем поменьше, но не думай, что попасть в человека так легко, особенно когда он все время движется, а ты лежишь и не можешь поднять голову, чтобы как следует прицелиться.

— Да ладно! — Калинин снова хмыкнул, мол, он-то не промахнется. А прапорщик продолжал:

— Знаешь, я помню случай, когда два не самых плохих, в общем-то, стрелка промахнулись с десяти метров в ростовую фигуру, — Маркитанов не стал упоминать, что одним из этих стрелков в далеком девяносто пятом был он сам. Казалось, что противник находился так близко, что промазать, стреляя очередью, невозможно. Скорее всего, оба стрелявших излишне сильно дернули спусковые крючки и оба промазали. Столь неожиданно вышедшего на них «чеха» Дмитрий потом шлепнул, но это случилось позже, когда его друг, сбитый ответной очередью, корчился в предсмертной агонии на битой, красной от крови щебенке.

— Я не промажу! — показной уверенности Калинину было не занимать.

— Ну-ну, — прапорщик снова не стал спорить, в душе искренне надеясь, чтобы Костина уверенность сохранилась в бою хотя бы наполовину. Не стал ничего больше говорить и Калинин.

На какое-то время все разговоры стихли, и долго еще было слышно лишь щелканье входивших в магазины патронов да вздохи настраивающихся на войну бойцов. Когда же с подготовкой было закончено, оружие почищено, патроны забиты, имущество и продукты уложены в рюкзаки — начало вечереть. Поужинавшим бойцам сразу же разрешили отбой, но те никак не могли уснуть, долго шушукались, обсуждая предстоящий боевой выход. Когда же наконец все разведчики угомонились, время перевалило далеко за полночь.

По счастью, вопреки предсказанной местными погодными прогнозистами слякоти и сырости, в день выхода окончательно распогодилось.