Изменить размер шрифта - +

— И что сказал на это господин мой Мацио?

— Он спросил, хочу ли я остаться из-за тебя. Я сказала… — Ильдико запнулась. Лицо её, до того бледное, внезапно стало пунцовым.

— Пожалуйста. Скажи мне, что ты ему ответила?

Губы Ильдико дрогнули.

— Я ответила: «Да».

Их взгляды встретились. Они молчали, потому что всё было ясно без слов. Он получил ответ, которого ждал, и теперь его захлестнула волна радости, ибо понял, что ему есть на что надеяться, к чему стремиться.

Он вновь взял Ильдико за руки.

— Ты тоже считаешь, что мне нужно остаться?

Она ответила без малейшего колебания.

— Возможно, это будет стоить нам жизни. Но другого пути нет.

Николан кивнул.

— Ранно тут же выдвинет свои обвинения перед Ферма. А шпионы Аттилы доложат ему о твоём возвращении домой. Ты всё равно готова рискнуть?

— Я останусь с тобой.

— Тогда мы должны хоть как-то обезопасить себя. Я немедленно поеду к отцу Симону и попрошу его обвенчать нас. Возможно, он даже согласится поселить нас в своей пещере на холме Бельдена.

— Пока мой отец жив, я буду при нём. Потом… если ничего не помешает… я присоединюсь к тебе. Места там хватит нам обоим. Отец Симон как-то сказал мне, что пещера большая и не очень сырая.

— Я привёз тебя сюда в тяжёлый момент, — Николан печально покачал головой. — Отказаться от двух тронов, чтобы попасть в такую передрягу.

Ильдико с нежностью посмотрела на него.

— Я всем довольна. Думаю, нам пора возвращаться. Утром я ещё не видела отца, а он, возможно, спрашивал обо мне.

Он наклонилась, чтобы снять башмачки.

— Пойду босиком по траве.

Башмачки были такие маленькие, практически невесомые. Николан положил их в карман насквозь промокшей туники. Затем положил руки ей на плечи, развернул Ильдико лицом к себе.

— Наш небесный Создатель, трудам которого обязано своим существованием всё живое и неживое, поступил несправедливо, когда решил даровать тебе такую красоту. Несправедливо по отношению к другим женщинам и несчастным мужчинам, которые с первого взгляда безумно влюбляются в тебя, — он прижал её к себе и поцеловал, в первый раз. Поцелуй этот длился вечно, а Ильдико, похоже, не возражала, уютно устроив головку у него на плече. — Теперь я верю, что ты действительно принадлежишь мне. И я счастливейший смертный на земле!

 

Когда они, держась за руки, вышли из-под деревьев, дождь поутих. Просветлело и небо. Но они побежали по мокрой траве, не обращая внимая на брызги, летевшие во все стороны, если ноги их попадали в лужи. Ещё до того, как они спустились с холма, стало ясно, что ливень кончился. Северный ветер начал рвать облака и в просветах, через которые врывались солнечные лучи, показалось синее небо.

Николан сжал ладонь Ильдико.

— Ты, похоже, можешь бежать так же быстро, что и я. Однако я не вижу крылышек на твоих плечиках.

Ильдико остановилась у изгороди, огораживающей луг, хотя вся дрожала от холода в мокрой одежде.

— На это стоит посмотреть. Мне хочется знать, полагают лошади Хартагера своим королём или уже нет.

Все лошади укрылись от дождя в конюшнях, но, видя, что он закончился, чёрная голова появилась из ворот. И долго, не меньше минуты оценивала ситуацию.

— Я так и знала! — радостно воскликнула Ильдико. — Они ждут его команды. Посмотрим, что будет дальше.

Хартагер медленно вышел из конюшни. Сделал несколько осторожных шагов, остановился, поднял голову, изучающе посмотрел на облака. Взмах его хвоста, похоже, послужил сигналом, поскольку остальные лошади последовали за ним.

Быстрый переход