– Кто, кто, – проворчал Раф. – Д ухи любят. Которые внутри роботов сидят.
Кубик изумленно смотрел на товарища.
– Ты что, Раф? Я считал тебя… А ты… Ты суеверен, как… как горл. Ты веришь в эти… эти…
– Салага ты еще, Кубик. – сказал на это Раф. – Никакое это не суеверие. Значит, так. Жди здесь. Я сейчас.
И ушел.
Кубик подождал.
Через десять минут Раф вернулся. В вытянутой вперед руке он держал за длинный розовый хвост белую мышь. В другой нес плоское металлическое блюдо, почерневшее в центре.
– Подержи, – велел он Кубику и передал ему мышь. Кубик брезгливо сморщился. – Смотри не выпусти.
– Где ты ее взял?
– Там где все берут. На складе спецсекция работает. Ты думаешь, у тебя первого робот скисает? Тут у всех те же проблемы. А ремонтников всегда где-то носит. Воскурение проще сделать.
– Что, действует? – ехидно спросил Кубик.
– Проверено.
Раф положил блюдо на стул, стул придвинул к роботу, достал из куртки карманный нож.
– Давай.
Он осторожно взял мышь за мордочку и аккуратно перерезал ей шею. Кровь закапала на блюдо. Туда же Раф положил белое тельце. Снова полез в карман, вытащил настоящий лист бумаги и поджег его. Потом накрыл им мышиный труп.
– Нужно, чтобы топливо было натуральным. Масло или бумага. Горючка не годится. Запомнил? Потом сам будешь все это делать.
– Не буду, – покачал головой Кубик. Ему было жалко мышь. Живое существо.
По комнате поползла вонь горелой шерсти и плоти. Кубик закрыл нос ладонью и спешно вышел в коридор.
Пять минут он слонялся под дверью, прислушиваясь и изнывая от непонятных, но отвратительных ощущений. Наконец Раф позвал его.
– Готово. Принимай, – с гордостью показал он на оглядывающегося по сторонам робота. Вид у ожившей железки был не очень-то бравый, зато действия вполне осмысленные. Робот-уборщик запахнул свой панцирь и вежливо прогундосил:
– Благодарю вас.
Затем засосал в свои внутренние емкости для мусора обгорелую тушку и бумажный пепел. Впрыснул в воздух нейтрализатор задымления и запаха и укатил, забрав с собой воскурительное блюдо.
Кубик впечатлился. Воскрешение робота происходило по всем канонам чудосотворения и не могло не вызвать трепета. Нервического трепета, близкого к истерике или даже буйному припадку. К счастью, Кубик умел сдерживать свои бессознательные порывы.
Раф внимательно смотрел на него.
– Ничего, привыкнешь, – успокоил он Кубика. – Все привыкают. С первого раза тяжело, конечно. Тебе еще повезло, что ты здесь уже год обживаешься. А мне это показали почти сразу, как сюда попал. Меня потом по всем этажам разыскивали. Представляешь, иду с закрытыми глазами, аккуратно все углы обхожу. Без сознания! Это мне потом рассказывали. В себя пришел только в медблоке. Вот тебе и чудеса.
Кубик рассеянно покивал.
– Между прочим, – продолжал Раф. – Я чего к тебе пришел-то. Ты текущий процент по своему сектору получил?
– Сегодня не успел еще. С чучелом этим куковал. А вчерашний – восемьдесят пять. А что?
– А то. У меня сегодня девяносто четыре. У Тадика – девяносто пять. У Серого – девяносто три и восемь. Ну и так далее.
Кубик мрачнел на глазах.
– А чего ты хочешь. Высокая пластичность с самого начала в сценарии была задана. Думать же надо было.
– Надо было, – согласился Раф. – Только чего теперь жевать про это – надо было, не надо. Если до ста дойдет, мы все можем вылететь в задницу. |