Лишь тут Масако поняла, что все, даже эта свинья, только что вымаливавшая у нее прощение, напоминают ей о нем  и что наказать она хотела не столько несчастного паренька Миямори, сколько его,  безжизненного Кэндзи, и еще себя — за то, что так глупо влезла в чужие неприятности.

Масако вставила ключ в замок, приоткрыла крышку и увидела через щель серые брюки и несколько дюймов покрытой волосками голени, высовывающейся из-под штанины. Она вспомнила, как Яои дотронулась до ноги в этом самом месте, когда говорила, что он еще не остыл. Кожа была бледная, а волоски казались немного грязными, как растрепавшиеся нитки брошенного на пол коврика.

— Вещь. Всего лишь вещь, — пробормотала Масако, опуская крышку.

Ванная

1

Масако стояла на пороге ванной комнаты, слушая шум дождя за окном. Последним ванной пользовался, наверное, Нобуки; он спустил воду и убрал пластиковую крышку. Стены и выложенный кафелем пол уже высохли, но в комнате все еще стоял чистый запах воды, запах покоя, запах дома. Она едва удержалась от того, чтобы не открыть окно и не впустить сырой воздух с улицы.

Дом был маленький, но требовал многого: убрать, подмести, прополоть сад, проветрить комнаты от запаха сигарет, заплатить по кредитам. И все же, несмотря на все его претензии и притязания, Масако никогда не чувствовала, что это действительно ее дом. Почему? Откуда же взялось ощущение неустроенности и отчужденности, которое больше свойственно квартиранту, чем хозяину?

Выезжая со стоянки с телом Кэндзи, она уже знала, что будет делать, и, вернувшись домой, сразу прошла в ванную и попыталась представить, как положит тело и как выполнит задуманное. В этом было что-то противоестественное, нездоровое, может быть, даже извращенное, но какая-то часть ее воодушевилась, как воодушевляется человек, которому жизнь бросает новый вызов. Пройдясь босиком по кафельному полу, Масако осмотрелась и улеглась на спину. Если Кэндзи примерно одного с ней роста, то положить его на пол в ванной не составит большого труда. Как удачно, что Йосики, заказывая в свое время проект дома, настоял на том, чтобы увеличить эту комнату за счет других.

Лежа на начинающих остывать плитках, Масако смотрела в окно. Затянутое серыми тучами небо казалось близким и плоским, лишенным глубины. Вспомнив стоявшего под дождем Кадзуо Миямори, она закатала рукав рубашки. Синяк, оставленный большим пальцем левой руки, был на месте, чуть выше локтя, и ей вдруг пришло в голову, что мужские руки давно не оставляли на ней таких следов.

— Что ты делаешь?

Голос шел от дверей. Масако быстро села и, повернувшись к темному проему, увидела Йосики. Муж, еще одетый в пижаму, с удивлением смотрел на нее из соседней комнаты.

— Что ты делаешь? — повторил он.

Масако вскочила на ноги и поспешно обтянула рукав. Йосики только-только проснулся и еще не успел причесаться и надеть очки, но, вот надо же, уже наблюдал за ней с кислой миной на лице. То, как он щурился, стараясь разглядеть что-то, делало его похожим на сына.

— Ничего. Просто собиралась принять душ.

Йосики молча выслушал ее неуклюжую ложь и перевел взгляд на окно.

— Дождь. Жарко не будет.

— Да, но я вспотела на работе.

— Конечно. Пожалуйста. Просто в какой-то момент я подумал, что ты сошла с ума.

— Почему? Почему ты так подумал?

— А что еще я мог подумать, когда увидел, как ты сначала таращишься в окно, а потом хлопаешься на пол?

Масако стало не по себе — оказывается, муж уже давно наблюдал за ней через открытую дверь.