На лице оглянувшейся девушки проскальзывает ещё одна порция удивления. Странно. Не должен человек так реагировать на каждое применение насилия.

Ещё пара сотен метров и она сворачивает в очередной узкий проулок. Останавливается около наглухо закрытой стальной двери — поверх неё нарисовано граффити, которое тянется вдоль всей стены, так что если не знать о наличии входа заранее, то разглядеть его непросто.

Биометрический замок, который находится за выдвинутым кирпичом меня уже почти не удивляет. Спасённая сканирует свою ладонь и дверь с тихим щелчком отходит в нашу сторону. Подцепив её пальцами, приглашающе показывает на проход. Я отрицательно качаю головой.

— Ты первая.

Что-то пробормотав, шагает внутрь. Держа руку около рукояти револьвера, иду следом. Коридор, в котором почти сразу загорается свет. Потом прямоугольная комната. Около одной стены потрёпанный жизнью стол, на котором стоит моноблок и ещё какая-то техника. В углу — громадный круглый матрас, высотой не меньше метра. Обтянут простынёй, сверху пара подушек и скомканное одеяло. Ещё один небольшой столик с коробкой, где виднеются остатки лапши и пара стеллажей, набитых разнообразной мелочью, с левой стороны от входа. Хотя нет, за ними есть ещё небольшой шкаф.

Девушка разворачивается к нам.

— Дверь заприте. Не хватало, чтобы её кто-то заметил.

Позади негромко лязгает металл — енот, идущий замыкающим, перекрыл вход. А наша «проводница» продолжает говорить.

— Это моя личная берлога. До вечера можете здесь перекантоваться, но вот ночлег придётся искать самим.

Интересный у неё взгляд на вещи. Да, её спасли в процессе изнасилования. Но где гарантии, что мы прямо сейчас не вырубим, заняв жилище? Она же о нас ни хрена не знает. Совсем.

Глядя, как она отодвигает в сторону дверцу шкафа, вытаскивая из него майку, ставлю на пол рюкзак. Потом снимаю свой, пристраивая рядом. Снова упираю взгляд в девушку, которая теперь переодевает шорты.

— У меня есть вопросы. Много. Они покажутся тебе странными, но прошу оставить все ремарки до момента, когда мы закончим беседу.

Натянув на себя короткие белые шорты, пожимает плечами.

— Раз есть — задавай. Но не думай, что я начну выбалтывать чужие тайны, только потому что у тебя случился приступ идиотизма.

Подойдя к рабочему столу, оттаскивает в сторону стул и развернув его спинкой ко мне, усаживается в позе «наоборот», широко раскинув ноги.

— Спрашивай.

Стаскиваю с головы шлем. Тут есть ещё один стул, но как мне кажется, под весом брони, он просто рассыпется. Поэтому остаюсь на ногах.

— Почему местные на нас так реагируют? Любой должен напрячься при виде людей в броне и с оружием. А тут все ведут себя так, как будто у них по девять жизней. С теми, что круче нас, всё понятно. Но те бомжи, например? В лохмотьях и без оружия. Они же видели, что мы опасны. Но тыкали пальцами, как на представлении.

Кайши хмурит брови.

— В каком смысле «местные»? Если мы для вас….

Договорить не успевает, я сразу перебиваю.

— Все свои вопросы озвучишь в конце разговора. Их у тебя появится много. Гарантирую. А сейчас просто отвечай.

Девушка недовольно морщится. Тем не менее, начинает излагать.

— Раз ты спрашиваешь о таком, значит не в курсе, что такое система «Последний час». Каждый гражданин города «Х» получает ровно один бесплатный имплант, фиксирующий всё, что он видит. Запись ведётся круглые сутки, но насколько я слышала, данные удаляются. Зато в случае гибели человека, последние шестьдесят минут его жизни сохраняются. Обычно это помогает понять, что именно случилось.

Вот и способ наблюдения, который может использовать «контроллёр».