Что-то происходило в последние годы с кривой рождаемости гениальных детей. Что-то лениво зашевелилось в глубинах сознания сменяющих друг друга поколений, и медленно стал появляться новый вид. Локку это было хорошо известно. В свое время он тоже считался гениальным ребенком.
Другие родители могут решать эту проблему иначе, упрямо рассуждал Локк. Но не он. Он-то знает, что полезно Авессалому. Другие родители пусть отдают одаренных детей в специальные ясли, где эти дети будут развиваться среди себе подобных. Только не Локк.
— Место Авессалома здесь, — сказал он вслух. — Со мной, где я могу…
Он встретился взглядом с домоправительницей, опять раздраженно пожал плечами и возобновил оборвавшийся разговор:
— Конечно, смышленый. Но не настолько, чтобы уехать в Баха-Калифорнию и изучать энтропическую логику. Энтропическая логика! Она слишком сложна для ребенка. Даже вы должны это понимать. Это вам не конфета, которую можно дать ребенку, предварительно проверив, есть ли в домашней аптечке касторка. У Авессалома незрелый ум. Сейчас просто опасно посылать мальчика в университет Баха-Калифорнии, где учатся люди вдвое старше его. Это связано с таким умственным напряжением, на какое он еще способен. Я не хочу, чтобы он превратился в психопата.
Эбигейл сердито поджала губы.
— Вы же разрешили ему заниматься математическим анализом.
— Да оставьте меня в покое. — Локк снова посмотрел вниз, на мальчика, играющего на площадке. — По-моему, — медленно проговорил он, — пора провести с Авессаломом очередной сеанс.
Домоправительница устремила на хозяина проницательный взгляд, приоткрыла тонкие губы, собираясь что-то сказать, но тут же снова закрыла рот с явно неодобрительным видом. Она, конечно, не совсем понимала, как и для чего проводятся сеансы. Знала только, что теперь существуют способы принудительно подвергнуть человека гипнозу, против его воли заглядывать к нему в мозг, читать там, как в открытой книге, и выискивать запретные мысли. Она покачала головой, плотно сомкнув губы.
— Не пытайтесь вмешиваться в вопросы, в которых ничего не смыслите, сказал Локк. — Уверяю вас, я лучше знаю, что Авессалому на пользу. Я сам тридцать с лишним лет назад был в его положении. Кому может быть виднее? Позовите его домой, пожалуйста. Я буду у себя в кабинете.
Нахмурив лоб, Эбигейл провожала его взглядом до двери. Трудно судить, что хорошо и что плохо. Современная мораль жестко требует хорошего поведения, но иногда человеку трудно решить для самого себя, что именно самое правильное. Вот в старину, после атомных войн, когда своеволию не было удержу и каждый делал что хотел, — тогда, наверно, жилось полегче. Теперь же, в дни резкого отката к пуританизму, надо два раза подумать и заглянуть себе в душу, прежде чем решиться на сомнительный поступок.
Что ж, на сей раз у Эбигейл не было выбора. Она щелкнула выключателем настенного микрофона и проговорила:
— Авессалом!
— Что, сестра Шулер?
— Иди домой. Отец зовет.
У себя в кабинете Локк секунду постоял недвижно, размышляя. Затем снял трубку домашнего селектора.
— Сестра Шулер, я разговариваю по видеофону. Попросите Авессалома подождать.
Он уселся перед своим личным видеофоном. Руки ловко и привычно набрали нужный номер.
— Соедините с доктором Райаном из Вайомингских экспериментальных яслей. Говорит Джоэл Локк.
В ожидании он рассеянно снял с полки античных редкостей архаическую книгу, отпечатанную на бумаге, и прочел:
«И разослал Авессалом лазутчиков во все колена Израилевы, сказав: когда вы услышите звук трубы, то говорите: „Авессалом воцарился в Хевроне“.
— Брат Локк? — спросил видеофон. |