— Сломить меня? — спросил Конор. — Зачем?

— Такой тут подход. Сломленный человек, пусть даже мальчик, не сорвет добычу. А на Малом Соленом именно добыча король, не Артур Биллтоу.

Конор вспомнил обезьяноподобного пирата, который перевозил его в тюрьму. Вряд ли Биллтоу хотя бы пошевелит украшенным драгоценностями пальцем, чтобы защитить Конора.

— Что мне делать?

— Усердно работать, — ответил Винтер. — И не доверять никому, ни человеку, ни животному. В особенности баранам.

Объяснить это свое неожиданное замечание Линус Винтер, однако, не успел. С почти музыкальным скрипом повернулся тяжелый язык замка.

— Верхнее «до», — мечтательно заметил Винтер. — Каждое утро. Восхитительно.

Это был звук, мечтать о котором Конору предстояло на протяжении многих месяцев, звук, который будет ему сниться. Отпирание замка означало возможность покинуть сырую камеру, то есть относительную свободу, но одновременно служило напоминанием о том, что свобода эта временная. Социологические исследования отмечают тот факт, что выжившие на Малом Соленом часто страдают бессонницей, если на двери их спальни замки не проедены ржавчиной.

В дверь заглянул Артур Биллтоу. На его лице играло жизнерадостное выражение доброго дядюшки, пришедшего разбудить племянника, чтобы тот поплавал в бассейне. Волосы он смазал жиром и зачесал назад, на лице торчала густая щетина.

— Ну, ты готов для Трубы, Конор Финн? — сказал он, позвякивая наручниками.

Винтер стиснул руку Конора, словно угольными щипцами.

— Держи рот на замке. Работай усердно. Помни о баранах. И не перечь мистеру Биллтоу.

Биллтоу вошел в камеру и защелкнул наручники на запястьях Конора.

— О да, никогда не перечь мне, солдатик. Тронь меня хоть пальцем, и тебя пристегнут к низко висящему кольцу во время высокого прилива. А что касается баранов… мудрые слова, если учесть, что их говорит слепой. Бараны здесь, на Малом Соленом, не для еды.

Весь этот разговор о баранах казался странным и зловещим. Конор предположил, что его ждет сюрприз, и не из приятных.

Традиционно в гостиницах и даже в тюрьмах по всему миру завтрак подают прежде, чем берут в руки лопату. Но не на Малом Соленом. Здесь утренняя еда использовалась как стимул для более усердной работы. Нет алмазов — нет хлеба. Примитивное уравнение, которое тем не менее обеспечивало высокую эффективность на протяжении столетий. Конор рассчитывал на заход в столовую, но вместо этого его повели прямо в алмазные копи, или Трубу, как называли это место заключенные.

По дороге Биллтоу объяснял ему, как тут у них, на Малом Соленом, все заведено.

— Тот, у кого брюхо набито жратвой, делается довольным и вялым, — разглагольствовал он, жуя хлеб, который отщипывал от лежащей в кармане краюхи.

Для Конора, у которого вот уже двадцать четыре часа во рту маковой росинки не было, это стало еще одной пыткой. Правда, муки голода несколько ослабляла отвратительная привычка Биллтоу сначала наполовину проглатывать то, что было у него во рту, а потом срыгивать, чтобы лучше насладиться вкусом. Каждое срыгивание сопровождалось конвульсией, пробегавшей вдоль позвоночника, словно веревка, которой стеганули по земле. Противное зрелище, и все же Конор понимал, что чувство голода скоро вернется и будет грызть его изнутри, как если бы тело, впав в отчаяние, ополчилось само на себя. Внезапно в отдалении послышался звон церковного колокола.