Изменить размер шрифта - +
Следы медленно бледнели и исчезали. Первосвященник утверждал, что хлопья — облака — выдувают Творцы, чтобы немного охладить пылающее солнце. Небо было густо-голубым и пустым до самой тверди, облака рождались из пустоты и, наверно, действительно понемногу охлаждали солнце — к вечеру, перед закатом, оно становилось не таким грозным и даже темнело по краям.

Они сидели в тени дерева, жевали вязкий и на такой жаре невкусный сыр, Доминус постарался найти местечко поукромнее, чтобы падавшие облака не попали ни на одежду, ни тем более на открытые части тела.

— Дались тебе эти Холмы, — вздохнул Доминус. Мальчишка поперхнулся, закашлялся, и, отдышавшись, сказал укоризненно:

— Ты же обещал мне…

— Да, это я так… Жарко. И можем до вечера не успеть вернуться.

— Далеко еще?

— Кажется, больше половины пробежали. В общем-то, теперь должно быть легче. Сейчас появится коридор, я тебе рассказывал.

— Пошли, — сказал мальчишка и вскочил, дожевывая кусок. — Уже не падает, видишь?

Выходить в жару не хотелось. Но после полудня под деревьями становилось даже опаснее, чем под прямыми лучами солнца: кора начинала выделять сок, не только дурно пахнущий, но способный и отравить.

— Сюда, — Доминус показал направление на старый могильный камень. — Здесь был когда-то похоронен один из Старейшин, звали его Арье-основатель. Великий был человек, он и селение, где жил Доминус, поставил, и имя ему дал — Счастливая юность, но имя это Доминус не любил, никакого счастья в юности не испытал, да и не знал, бывает ли оно вообще, или это выдумка Творцов, чтобы поставить перед человеком цель. Иначе — зачем жить?

Когда в самую жару они, наконец, поднялись на Холмы, оба валились с ног. Здесь через каждую сотню локтей стояли навесы из сушеной коры, да и деревья росли не так далеко друг от друга, как в Долине.

Они проковыляли мимо огромного каменного жертвенника высотой в два человеческих роста, миновали длинную аллею деревьев, которые, как утверждал Верховный, были когда-то специально высажены вдоль дороги, хотя, конечно, поверить в то, что деревья кто-то мог высадить, было трудно.

В хижину Верховного их не допустили, и Доминус, передав по цепочке послание от старейшин селения, побрел было к знакомому служке — устраиваться на отдых.

— А книги? — спросил мальчик.

— Ах да, — Доминус совершенно забыл, что именно книги и были причиной путешествия. — Я не обещал, что поведу тебя в Хранилище, как только мы придем! Я устал.

— Ты обещал.

— А, чтоб тебе… — Доминус по опыту знал, что от мальчишки не отвяжешься, придется идти.

К счастью, Хранилище располагалось не очень далеко, Доминус трижды прочитал Благодарение, а они уже дошли до узкого прохода между двумя вертикально стоявшими каменными плитами. Проход, в отличие от хижины Верховного, никем не охранялся, и они нырнули в темноту и тишину, будто в царство мертвых.

Шли наощупь, и мальчишка несколько раз наступал Доминусу на пятки. Они вышли в казавшуюся бесконечной комнату с низким потолком, под которым на коротких цепях подвешены были масляные лампады, освещавшие столы с лежавшими на них книгами.

Из темноты выступил тощий старик, единственной одеждой которого была грубая набедренная повязка. Старик выглядел едва живым, и только взгляд его, внимательный и острый, заставлял подумать о скрытой силе.

— Доминус из Счастливой Юности, — сказал старик. — Последний раз ты поднимался на Холм двенадцать лет назад. А мальчика вижу впервые.

— Ты меня знаешь? — поразился Доминус.

— У меня хорошая память, — улыбнулся Хранитель.

Быстрый переход