Нехотя выбравшись наконец из ванны, Танька заколебалась: каким полотенцем вытираться? На вешалке висели два больших и два маленьких, все снежно-белые, будто их только что в хлорке выварили, но при этом мягкие, какими полотенца после хлорки не бывают. Танька взяла одно из маленьких, наскоро им обтерлась и, хорошенько встряхнув, повесила на место. Авось высохнет, пока хозяева мыться придут.

Она вздохнула, глядя на свои вещи, валяющиеся на полу. Ужас как не хотелось надевать их на чистое, распаренное тело. Но придется, сменное-то белье потеряно вместе с сумкой.

В дверь постучали.

– Таня! – послышался Нинин голос. – Врачи тебя ждут.

Теперь, после ванны, когда и тело ее, и волосы пахли розами или даже чем получше, Танька поняла, почему Егор предлагал ее помыть. Хороша бы она была перед врачами – пыльная, в пропахшей вагонами и гарью одежде!

Но как же теперь грязное на себя надевать? Танька беспомощно огляделась – и заметила на двери еще один крючок. На нем висел халат, и тоже такой, каких она никогда в жизни не видела. Не ситцевый, не фланелевый, а махровый, как полотенце, и в разноцветных полосках. Поколебавшись, она сняла его с крючка и надела. Думала, будет неудобно, потому что он большой и длинный, но оказалось наоборот – так хорошо, как в этом халате, ни в одной собственной одежке ей не бывало. Он был теплый, от него еле ощутимо пахло табаком и одеколоном, как… Да, как от Левертова. Конечно, это его халат, догадалась Танька. Надо же, мужчина, а в халате ходит! Ну, здесь у них в Москве все по-другому.

– Таня! – нетерпеливо повторила за дверью Нина. – Поскорее, пожалуйста.

Танька задвинула свою одежду ногой под ванну – потом разберется, что с ней делать, – и откыла дверь.

– Какая ты в Венином халате смешная. – Нина в самом деле улыбнулась. – Пойдем, доктор тебя посмотрит.

Когда Танька, наступая на полы халата, вошла в комнату, окна уже посинели – сгущались сумерки. Комната была освещена множеством разномастных ламп. Одна, бронзовая, под стеклянным абажуром в цветах, стояла на столе, другие две висели на стене по обе стороны от портрета какого-то мужчины, третья была в торшере, который стоял в углу комнаты за креслом.

– Верхний свет включите тоже.

Это сказал человек в белом халате. Он смотрел прямо на Таньку. Она маленько испугалась и заныла:

– Не надо меня лечить! Нога не болит уже!

– Вот и посмотрим, – сказал доктор. И, увидев, что Танька дернулась к двери, прикрикнул: – Да не бойся ты!

Он быстро ощупал ее, оглядел со всех сторон, заставил наклониться, еще как-то повертел, посгибал ей руки и ноги, потом усадил в кресло и осмотрел ступню.

– Ничего страшного, – сказал он. – Порезалась, бывает. Хорошо, что не пятку, а то бы кровью могла истечь. Против столбняка прививка есть?

– Не знаю, – пожала плечами Танька.

– Уколы какие-нибудь в ближайшие два года делали тебе? В школе или в поликлинике?

– Не-а.

– Тогда сделаю.

Он промыл перекисью ранку у нее на ноге – Танька при этом сама зашипела, как перекись, – быстро перевязал и сразу же сделал укол, притом не настоящим шприцем, а пластмассовым.