– Не более часа назад я поздравлял вас с присущей вам дерзостью, а теперь вы возвращаетесь ко мне с доказательствами, что никакая это не дерзость, а нахальство, хамство и чистой воды наглость !
Я стоял посреди ковра, ожидая благоприятного момента.
– Говорил я вам или не говорил, юноша, что если вы еще раз хотя бы издали взглянете на эту лавчонку, я из вас кишки выпущу? А?
– Но, сэр…
– Отвечайте, черт побери! Говорил или не говорил?
– Но, сэр, я ни в какой лавке и не был.
– Что? – Кроми застыл на месте. – Вы пытаетесь уверить меня…
И он повел рукой в сторону лежавших на письменном столе конфискованных у меня сластей. Я просто-напросто поражался, как же ему не пришло в голову заглянуть в потайной ящик с собственными его запасами. Может быть, он про них забыл?
– Нет, сэр. Я, конечно, все это ел, однако…
– Что «однако»? Вы их под кустом нашли? Выловили в озере? Я, к вашему сведению, не вчера родился.
«Я не вчера родился». «Придумайте что-нибудь поумнее». «Я из вас кишки выпущу». «Не учите отца сами знаете чему». «Ну, теперь смотрите». «Зарубите на носу».
Интересно, эти обороты все еще в ходу у школьных учителей?
– Да нет, сэр, я просто хочу сказать, что не ходил в деревенский магазин.
– То есть… как это? – Кроми в отчаянии всплеснул руками. – Что это, черт возьми, значит?
– Ну, то, что я и сказал, сэр.
– Вы пытаетесь внушить мне, будто эти сладости принес вам кто-то другой ?
Я кивнул. Дошло наконец.
– И кто же, позвольте осведомиться, эта всемилостивая особа, удивительный филантроп, посещающий сельскую лавку лишь для того, чтобы осыпать друзей даровыми лакомствами, подобно некоему благоволительному лорду, жертвующему имущество своим крестьянам? М-м? Кто он?
– Я… я не хочу наушничать, сэр…
– О нет. Разумеется, нет. – Кроми купился и на это . – Однако, если вы не хотите также получить обещанные вам шесть ударов, тогда лучше скажите мне правду, и сию же минуту .
Нижняя губа моя задрожала: все-таки выдать друга – это не шутка.
– Хорошо, сэр. Это был Банс, сэр.
Не думаю, что мне еще хоть раз в жизни довелось увидеть человека настолько удивленного. Брови Кроми взлетели к потолку, губы мгновенно побелели.
– Вы сказали – Банс? – хриплым, неверя-щим шепотом осведомился он.
– Сэр, да, сэр.
– И ваше «Банс» означает Банс ? Я кивнул.
Кроми смотрел мне в глаза секунд, наверное, пять, словно стараясь проникнуть взглядом до самого дна моей души. Потом покачал головой, прошел мимо меня, открыл дверь и рявкнул громовым, как у вулкана Кракатау, голосом:
– Банс! Банс! Кто-нибудь, пришлите сюда Банса!
– О боже, – отозвался один из попугаев и выкинул из клетки ореховую скорлупку. – О боже, боже, боже!
Я ждал, стоя как вкопанный, слушая, как по школе разносятся крики, призывавшие Банса, точно свидетеля в зал суда.
За ужином я время от времени поглядывал на него через стол. Он апатично отправлял в рот кусочки поджаренного хлеба – с видом смертника, ошибшегося в выборе последнего завтрака. Когда Банс отрывал взгляд от стола и встречался со мной глазами, щеки его заливала алая краска, но он тем не менее подчеркнуто кивал, изображая губами безмолвное «Да». Нет, в Бансе я не сомневался. Банс был столько же храбр, сколько и честен.
Три минуты спустя Банс уже стоял рядом со мной на ковре кабинета Кроми – руки крепко сцеплены за спиной, рот сложен в твердую линию, вот только торчащие из шортов коленки немного подрагивают. |