Внезапно перед автобусом вырос поезд и с жутким ревом на полном ходу прогрохотал перед ними, обдав клубами черного едкого дыма. Вероятно, шум, лязг и скрежет поглотили тираду, которую, должно быть, в эту минуту произносил водитель. В двух шагах от молодых людей кондуктор застыл, согнувшись в позе атлета, готовящегося к прыжку, мертвой хваткой вцепился рукой в свое собственное плечо, при этом заметив, что автобус проскочил переезд, едва не врезавшись в последний вагон проносившегося мимо состава. Водитель, стиснув зубы, суетился вокруг своего кресла, к тому времени сто шестьдесят восьмой уже вынесло на встречную полосу, развернуло, и он перегородил движение в противоположном направлении.

Юноша устроился поудобнее, тело его, сбросив напряжение, расслабилось.

— Такого со мной еще никогда не случалось, — сказал, будто оправдываясь.

Кларе хотелось плакать. Слезы наворачивались на глаза, вроде бы и хочется, и как-то глупо. Она ни на миг не усомнилась: все складывалось просто замечательно. И то, что она ехала именно в этом пустом сто шестьдесят восьмом, и что встретилась с ним, а что это кому-то не понравилось, так что с того? Пусть теперь они звонят во все колокола, пусть судачат на каждом углу. Пусть. Все просто прекрасно. Единственно, что огорчало: они выйдут из автобуса, его рука отпустит и больше не сожмет ее руку.

— Мне страшно, — пролепетала она. — Надо было хотя бы пару фиалок приколоть к блузке, что ли.

Он поглядел на нее, окинул взглядом ее блузку, простую, гладкую, безо всяких рисунков и украшений.

— Иногда, под настроение, я прикалываю к лацкану букетик жасмина, — сказал он. — А сегодня выскочил из дому просто так.

— Жаль. Ну мы ведь все равно едем в Ретиро.

— Конечно, едем в Ретиро.

Вот такой диалог, маленький, слабенький. И они его трепетно поддерживали и берегли.

— Не могли бы вы немного приоткрыть окно? Здесь просто нечем дышать, я задыхаюсь.

Он с удивлением посмотрел на нее, потому как казалось, что ее трясет от холода. Кондуктор болтал о чем-то с водителем, время от времени поглядывал на пассажиров, все еще следил за ними вполглаза. Автобус между тем, не задерживаясь после происшествия на переезде, уже свернул к Каннингу и Санта-Фе.

— Там окно не открывается, — заметил кондуктор. — Вы же видите: это единственное место в автобусе у аварийного выхода.

— А-а-а, — протянула Клара.

— Мы можем пересесть на другое.

— Нет-нет, — воскликнула она и крепче сжала пальцы его руки, едва он попытался встать. — Не стоит привлекать внимание.

— Ну хорошо, тогда давайте откроем другое окно, впереди.

— Нет, пожалуйста, не надо.

Он подождал немного в надежде, что Клара продолжит разговор, но она молчала, она просто сидела, такая маленькая и беззащитная на своем местечке у окошка, сидела, глядя куда-то в сторону, мимо него, дабы не привлекать даже малейшего внимания кондуктора и водителя, от яростных взглядов которых их окатывало то ледяной волной, то испепеляющим жаром. Юноша и другую руку положил на колено Кларе, она положила сверху свою, и оба продолжили тайный разговор, скрытый от посторонних, разговор сплетенных пальцев и нежно ласкающих друг друга рук.

— Иногда так бывает: становишься такой рассеянной, — робко пролепетала Клара. — Думаешь, будто все знаешь, умеешь, вдруг раз — и все забываешь.

— Мы об этом и не догадываемся.

— Правильно, но между тем так оно и есть. Вот, например, все так пристально смотрели, особенно те две девчонки, и мне стало так плохо.

— Да, они были просто несносны, — выпалил он. — Вы видели: они будто сговорились между собой, когда буравили нас глазами?

— А хризантемы и георгины? — сказала Клара.