Автокатастрофа высвободила из моего сознания эту одержимость сексуальными возможностями всего, что меня окружало. Я представлял себе палату, наполненную выздоравливающими авиапассажирами, а в голове каждого – целый бордель образов. Столкновение наших двух автомобилей было моделью казалось бы элементарного, но все же невообразимого сексуального единения. Меня манили травмы еще не прибывших пациентов – необъятная энциклопедия податливого воображения.

Казалось, Кэтрин ощущала присутствие этих фантазий. Во время ее первых визитов я был еще в шоке, и она познакомилась с планировкой и атмосферой больницы, обмениваясь добродушными шуточками с врачами. Когда медсестра унесла мою рвоту, Кэтрин деловито подтащила к изголовью кровати металлический столик и выгрузила на него кипу журналов. Она села возле меня, пробежала быстрым взглядом по небритому лицу и подрагивающим рукам.

Я попытался улыбнуться. Швы на моей голове – второй пробор на дюйм левее настоящего – мешали мне изменить выражение лица. В небольшом зеркале, которое подносили к моему лицу медсестры, я напоминал настороженного акробата, испуганного собственным искаженным скелетом.

– Извини, – я прикоснулся к ее руке, – я, наверное, кажусь слишком замкнутым.

– С тобой все в порядке, – сказала она. – Абсолютно. Ты похож на одну из жертв в музее Мадам Тюссо.

– Попробуй зайти завтра.

– Я зайду, – она прикоснулась к моему лбу, робко разглядывая рану на голове. – И принесу тебе косметику. Наверное, косметические услуги здесь предоставляют только в Эшфордском морге.

Я взглянул на нее радостнее. Проявления теплоты и супружеского участия меня приятно удивили. Умственная дистанция между моей работой на коммерческой телестудии в Шефертоне и ее молниеносной карьерой в отделе заграничных путешествий компании «Пан‑Американ» в последние годы все больше разделяла нас. Кэтрин брала сейчас летные уроки и создала с одним из своих приятелей маленькую туристическую чартерную авиафирму. Этой деятельностью она занималась весьма целеустремленно, непроизвольно подчеркивая свою независимость и самодостаточность, словно она застолбила участок земли, который скоро невероятно поднимется в цене. Я на все это отреагировал, как большинство мужей, быстро развивая обширный запас забытых отношений. Слабое, но отчетливое жужжание ее маленькой авиации в конце каждой недели пересекало небо над нашим домом – набат, задававший тон нашим взаимоотношениям.

Палату пересек врач‑блондин, кивнув Кэтрин. Она отвернулась от меня, обнажив при этом бедра вплоть до самого выпуклого лобка, что дало возможность вычислить сексуальный потенциал этого молодого врача. Я заметил, что она была одета скорее для приятного ужина с администратором авиалинии, чем для посещения больного мужа. Позже я узнал, что в аэропорту ее донимали офицеры полиции, расследующие случаи смерти на дорогах. Очевидно, авария и любые возможные обвинения в непреднамеренном убийстве, предъявленные мне, делали ее чем‑то вроде знаменитости.

– Эта палата предназначена для жертв авиакатастрофы, – сказал я Кэтрин. – Кровати ждут.