Сперва она крутится, и это хорошо. Баба должна подмахивать. Ну а потом лежит она уже бревно бревном, что с ней ни делай, не шевелится. Бревно мужику интересно? Не интересно! Так вот, мои ребята так делали, – Петр Дмитриевич клал на стол автоматный патрон, прикрывал его лезвием саперной лопатки и демонстрировал чудо советской солдатской смекалки в действии. – Брали гильзу, на нее лопату клали и все ей под задницу засовывали. Боец становится ногой на черенок, знай себе нажимает. Вот так мы этих афганок и оживляли.
Вероятно, командование смотрело сквозь пальцы на «художества» Комбата и вверенного ему подразделения. Во всяком случае никаких претензий до поры до времени не выдвигало. Сгубило командира то, что однажды, обкурившись анаши и закрепив эффект парой бутылок дрянной афганской водки, он со своими бойцами уничтожил вместе со всеми жителями горный кишлак – «устроил душманам Хатынь». Население загнали в мечеть и забросали гранатами. Тем самым он сорвал запланированную операцию советских войск по разгрому крупной банды. Суд не состоялся лишь потому, что в руководстве сороковой армии никто не хотел скандала. Майора тихо сплавили на родину в Серпухов, где он вскоре стал директором детского дома.
Пашка Анкудов вопросительно посмотрел на своего лучшего друга:
– Раздобыл курево?
– А то! – гордо заявил Колька Копоть и бережно извлек из кармана не выкуренную и наполовину сигарету.
Длинный бычок перекатывался на ладони.
– «БТ» «Кинг сайз», – восхищенно произнес Пашка и осторожно, словно прикасался к обнаженному женскому телу, тронул пальцем испачканный ярко-красной помадой фильтр.
– Красотка какая-нибудь его курила, – Колька понюхал бычок, взял сигарету в губы, блаженно прикрыл глаза.
Чиркнула спичка. Подростки курили, сидя на корточках, передавали бычок из рук в руки.
– Вкусная, – оценил Пашка.
– Даже дым от нее, кажется, блинчиками пахнет. Это тебе не «Прима» вонючая.
– «Приму», между прочим, даже сама английская королева курит. Ей специально на заказ в Союзе ее делают с фильтром и в коробках из глянцевой бумаги.
– Враки это все…
Доспорить парни не успели. Среди густо побеленных стволов старых яблонь шла их одноклассница Варька Попова. Девчонка держала в руке книгу. Белое в синий горошек платье колыхалось на теплом майском ветре. Под матерчатой сборкой явственно проступала уже вполне развитая грудь. Складки короткого платья, словно пенные струи водопада, стекали с округлых упругих бедер.
– Варька… – выдохнул Пашка, даже забыв о дымящемся в его пальцах бычке.
Колька сглотнул слюну. Друзья давно неровно дышали в сторону этой девчонки. Секрета из того, что оба влюблены в нее, между собой не создавали. Но никак не могли решить сложный вопрос, что им с этим делать. Попова осмотрелась, не заметила наблюдателей, прятавшихся за дровяным сараем, и села за старую парту, стоявшую под яблоней. Когда опускалась на сиденье, то подбросила, чтобы не помялся, подол. Явственно мелькнули белые трусики. Принялась читать, чуть склонив голову, то и дело облизывала кончиком языка губы.
– Ты хотел бы ее поцеловать? – спросил Колька.
– Она мне даже приснилась вчера ночью, голая. Вот так вот и зашла в класс – без ничего. И за парту села. Никто этого почему-то не замечает, даже она сама, только я все-все у нее вижу, – щурился на Варьку Пашка. – И тут меня к доске вызывают, а у меня в штанах… ну, ты сам понимаешь.
– А мне она почему-то никогда не снится. Хотя, как засыпаю, я о ней по-всякому мечтаю, – шептал Колька. – И долго мы с тобой около нее ходить будем, молчать, как рыбы об лед? Надо решиться. |