— Утоп-ленником? — повторяет он заикаясь, и глаза его расширяются. — Меня?

— Да, вас.

Он стоит задумавшись посреди каюты, потом пятится назад и быстро уходит. Позорное бегство даже для пьяного Кондора.

Напугать Кондора — это пусть слабое, но отмщение за виселицу, но у меня нет времени торжествовать. С палубы врывается тревожный бой — надрывающимся голосом воет судовая сирена. Я выбегаю на площадку.

По-прежнему пасмурно. Пролетает редкий снег. Южный горизонт заволокла черная мгла. На рее мачты качается Сяо.

Я впервые вижу на Железной улице столько людей. Откуда они взялись? Считаю… Пять, шесть, семь… Все в сапогах, в куртках, беретах. Эти люди скорее похожи на парашютистов, нежели на матросов.

Странная вещь, на Сяо никто не обращает внимания. Быть может, они стали бы удивляться, если б его там не было.

Какая тишина! Слышно только, как клокочет вода.

Я, как и другие, молча гляжу перед собой. Впереди по ходу корабля, несколько слева, на расстоянии какой-нибудь четверти мили, в снежном вихре вырастает белое видение — ледяной холм с отвесными склонами. Словно четырехэтажный дом без окон, без балконов, с плоской крышей. Ужасно тоскливо и холодно.

Этот первый айсберг никто не встречает криком «ура». Все глядят на него молча, насупившись.

Крутится снежная карусель, на мачте качается Сяо.

Смит не лишен воображения, ему мерещится ледокол.

Со стороны правого борта неумолимо приближаются, громоздясь одна на другую, бесчисленные ледяные глыбы. До этого нагромождения льда остается каких-нибудь сто шагов.

Небо заволокли тучи, южный горизонт растворился в черноте.

Ледяное поле вздрагивает, ребра танкера гнутся, скрежещут. На Железной улице — паника. Те, что в беретах, выносят наружу какой-то груз — бочонки, ящики. Франсуа в своей роскошной фуражке то и дело подает команду свистком, расхаживая, словно маршал.

У нашего танкера возобновилось дыхание, заработал винт. Пытаясь расширить трещину, Франсуа дает задний ход, лавирует вправо, влево.

Стонет, завывает метель. Снег, снег.

Пришел Смит. Принес мне провизию в кожаном мешке. На всякий случай!.. Я предлагаю ему позвать Ганса и Альберта. У меня в кармане пачка долларов, почему бы нам не разыграть их? Кто знает, что нам готовит завтрашний день?

Озабоченный и подавленный Кондор вдруг оживляется. Кто знает, может, умереть легче, когда имеешь в портфеле лишнюю пачку долларов, помимо тех, что достались за Сяо.

Я наливаю им рому. В игре мне «не везет». Я продолжаю проигрывать. К одиннадцати часам Смит и прочие уснули. Я позаботился, чтобы на сей раз они поспали подольше, до завтрашнего утра.

Вытащив из кобуры Смита пистолет, я прячу его у себя на груди. Последняя экспедиция в «мир инфракрасного». Если удастся, если все сойдет благополучно.

Без пяти одиннадцать. Свет выключен. Я закрываю записную книжку…

На Железной улице шумно — мелькали люди, раздавались свистки. Ящики, сложенные здесь раньше, перетаскивали теперь к корме, ближе к тому месту, где во льду образовалась трещина и булькала вода.

Пришлось переждать минут десять, пока освободится проход наверх. Теперь не было нужды снимать ботинки и проходить на цыпочках — никто на него не обращал внимания. Одни были заняты своим делом, хлопотали возле собственных вещей, слонялись в темноте, как неприкаянные; другие выполняли чьи-то приказания, но как бы по принуждению, вслепую.

Завывала метель, судно лавировало то вправо, то влево, зубами и когтями отвоевывая образовавшийся узкий проход к открытой воде.

Наконец путь освободился, и Аввакум бросился по трапу наверх, к капитанскому мостику.