Смешно, наверное.
Когда у нас с Михом зашел разговор, как нам встречаться, мы два часа головы ломали. А то ж!
У меня хозяйство и братишка, у него своих обязанностей полно, просто так не вырвешься. Заранее предупреждать надо…
Тут-то я и удивилась.
Нас с Корсом мама читать учила и писать тоже, перья и бумага у нас в доме были чем-то обычным, равно как и купленные у бродячих торговцев книги. И я любила посидеть с томиком перед очагом, переделав всю заданную мамой работу.
А Мих не умел ни читать, ни писать. Вообще…
Буквы знал, примерно половину, кое-как свое имя мог накарябать, тем и ограничился.
Учиться дальше он не хотел, крестьянину это ни к чему. Но дать знать друг о друге… как?
Идея была проста.
Берется клочок пергамента. По нему проводятся угольком – сколько? Ага, сейчас две черточки. Значит на второй день от сегодняшнего.
Когда? Не ждать же целый день?
На одной из черточек жирная точка, ближе к ее концу. Вечером надо исхитриться и сходить за водой. Или за чем-то еще… да мало ли дел по дому?
С одной скотиной возни… хоть коров мы и не держали, но пара-тройка козочек в сарае блеяла, а еще курицы, утки…
Лес – лесом, хозяйство – хозяйством.
Выберусь.
Родители нам видеться, конечно, запретили, ну так что же? Я не бежать с Михом собираюсь и не в стогу валяться, а просто видеться. Ведь больно же!
Почему они с нами так поступают?
Не понимаю, нет, не понимаю, чего рассердился отец. Я слишком мало знаю, а спросить и не у кого. Так-то.
Мих появился точно в назначенное время.
Усталый, осунувшийся, с запавшими глазами.
– Шани!
Я молча бросилась ему на шею. Прижалась, чувствуя, как окутывает золотистое облако тепла и света, как смывает боль и горечь, как исчезают куда-то усталость и тоска.
Любовь. Что может быть лучше?
Не скоро мы отпустили друг друга.
– Твои к нам свататься приходили, – шепнула я. Почему-то говорить громко не хотелось.
Я знала, что поблизости никого нет, и все же…
– Отец вернулся радостный, что твои отказали, – поделился Мих. – Выпил с дядькой и разговорился, а я подслушал. Мол, твой батяня человек разумный, понимает, кто и кому пара. Полтора года у них есть, чтобы меня с Ринкой свести, как быка племенного!
Я кивнула.
– Мне сказали, что раньше семнадцати меня не выдадут замуж. И с тобой видеться запретили.
Мих вздохнул.
А потом бросился, как в ледяную воду.
– Шани, давай поженимся?
Я аж воздухом подавилась.
– К-как?
– Вот так! Давай как к нам холоп приедет, так и поженимся? Бросимся ему в ноги, немного денег у меня есть, уж не откажет.
– А если твои родители при этом будут? Нас же мигом… по стойлам разведут.
Мих расправил плечи.
– Я и сам могу избу поставить! Не ребенок уже! И поле распахать, и семью прокормить, а не по нраву кому, так я и в другую деревню переберусь! Наш барон не самодур какой, а работник я хороший!
Я медленно кивнула.
Что ж, и это выход. И ждать долго не придется. Мы не знаем, когда приедет холоп, через месяц или два, но уж всяко до моих семнадцати!
– Родители разозлятся.
– И что с того? Погневаются, да и простят.
– Тогда надо что-то сразу решать с домом. Мих, ты представляешь, как нам будет, если и твои и мои объединятся?
Мих представил, мрачно сопнул носом.
– Да, шума будет. Ты права, Шани. Я с Форсом поговорю, он один живет, старый уже, ни сил нет, ни зрения. Предложу ему – мы поженимся и у него поселимся, он за нами свой век доживет, а мы не на улице окажемся. |