В мыслях Аркадия была та самоуверенная поверхностность, которая неизменно раздражает каждого человека, обладающего живым и точным, хотя бы и не слишком изощренным в знаниях умом. Пашка был именно таким человеком, и Александр опасался, что его друг не выдержит и попросту заедет Аркадию в морду.

– Носорога прошлогоднего помнишь? – Пашка обернулся к Александру. – Вся деревня в ножки же кланялась, когда ты его застрелил!

Носорога, застреленного здесь же, в Намибии, Александр помнил прекрасно. Он словно и не зверем был, тот носорог, а сплошным черным сгустком агрессивной энергии. И набросился сразу, как только увидел человека, не дожидаясь не то что выстрела, но даже движения с его стороны. Если бы Александр не попал ему точно в глаз с первого выстрела, неизвестно, чем закончилась бы та охота.

Это был носорог-отшельник, старый самец. Он пришел, чтобы отбить самок у другого носорога, молодого, и все носорожье семейство было страшно встревожено появлением одинокого чужака, настроенного так решительно и разрушительно. Крестьяне из соседней деревни были встревожены еще больше: бой равных по силе самцов не предвещал ничего хорошего. Они и попросили местную администрацию срочно выдать лицензию на отстрел старика, и тот стал в прошлом году для Александра четвертым зверем в Большой пятерке.

– Нет, Сань, ну ты скажи! – повторил Пашка. – Мы ж не уроды. С вертолета не охотимся, самок и детенышей не стреляем. Только старых самцов. А старый самец свое так и так отжил, не зря из стаи уходит. Это ж по природе так, не нами придумано! Скажи, Сань?

Пашка и в пятнадцать лет, когда они только познакомились, говорил точно так же, по-мальчишески: «Скажи, Сань?» – и смотрел с таким же ожидающим доверием.

Александр улыбнулся. За тридцать лет их дружбы Пашка изменился, конечно. Но вот этот взгляд и эти интонации были зримым подтверждением того, что главное в нем осталось неизменным.

– Все правильно, – сказал Александр. – В ЮАР вон гепарды исчезать стали, как только охоту на них запретили.

– Не вижу прямой связи, – пожал плечами Аркадий. – Численность популяции зависит от многих факторов, охота здесь совершенно ни при чем.

– Деньги здесь при чем, – усмехнулся Александр. – Земли фермерские, за каждую антилопу охотник по три тысячи платит. А гепарды на тех же антилоп охотятся абсолютно бесплатно.

– Ну и что? – В глазах у Аркадия появилось злое упрямство.

– А то, что фермеру выгодно гепардов на своих угодьях потихоньку отстрелять, чтобы они дорогостоящих антилоп не уничтожали. Вот и весь фактор численности. Ну, за мою Большую пятерку!

Александр поднял бокал с коньяком, возвращая общее внимание к предмету торжества. Он сделал это не из какого-то особенного миролюбия, а лишь потому, что не тот это был спор, который необходимо завершать победой. Да и… Странная царапинка безразличия, которую он почувствовал у себя в мозгу сегодня на рассвете, когда стоял над мертвым львом, почему-то свербила до сих пор, мешая с прежней самозабвенностью думать и о сегодняшнем торжестве, и об охоте вообще.

Зато Аннушка! О ней Александр думал постоянно, даже когда ее не видел. Она притягивала его внимание так, как будто он был железным, а у нее внутри был запрятан очень сильный магнит. А уж когда она присутствовала в сфере его внимания не абстрактно, а зримо, то отвести от нее взгляд было просто невозможно.

В честь праздника она сняла наконец свою дурацкую бейсболку, и ничто не мешало рассматривать ее лицо. Лицо было отмечено таким совершенством всех черт, что, будь Аннушка постарше, казалось бы холодным. Но при ее сверкающей молодости никакая холодность ей не грозила.