И вот наконец Фюндюклю, где нам предстоит попрощаться.

Там стоял экипаж, нанятый Ахметом, который должен был увезти Азиаде.

Фюндюклю – еще один уголок старой Турции, словно извлеченный из глубин Стамбула: маленькая мощеная площадь на берегу моря, древняя мечеть с золотым полумесяцем, окруженная могилами дервишей и угрюмыми пристанищами улемов.

Ливень кончился, погода прекрасная, только далекий лай бродячих собак нарушает вечернюю тишину.

На борту «Дирхаунда» звонят восемь раз – это час, когда я должен вернуться. Свисток возвещает, что за мной сейчас придет шлюпка. Вот она отделяется от черной массы корабля и медленно приближается к нам. Грустный час, безжалостный час прощания!

Я целую ее губы, целую руки. Ее ледяные пальцы слегка дрожат; если не считать этого, Азиаде держится так же спокойно, как я.

Шлюпка подходит к причалу. Азиаде и Ахмет отступают к темному углу мечети; я отплываю и теряю их из виду!

В следующее мгновение я слышу быстрый стук колес экипажа, который навсегда увозит мою возлюбленную… Звук этот так же зловещ, как стук земли, падающей на дорогой тебе гроб.

Итак, все кончилось, кончилось безвозвратно! Если я когда-нибудь и вернусь, как поклялся, все прошлое уже будет покрыто прахом или я сам вырою между нами пропасть, женившись на другой, и Азиаде не будет больше мне принадлежать.

Меня охватило безумное желание броситься вдогонку за ее экипажем, заключить мою возлюбленную в объятия, прижать к груди и не отпускать ее до смертного часа.

XVI

24 марта

Дождливое утро марта; старый еврей разбирает вещи в доме Арифа. Ахмет устало следит за этой операцией.

– Ахмет, куда уезжает твой хозяин? – спрашивают соседи, вышедшие утром из своих домов.

– Не знаю, – отвечает Ахмет.

Намокшие ящики, тюки грузят на лодку и увозят неизвестно куда, заходя к Золотому Рогу со стороны моря.

Все кончено с Арифом, этот персонаж перестал существовать.

Моя восточная сказка завершилась; этап моей жизни, несомненно последний из тех, что несли в себе какое-то очарование, прошел безвозвратно, и время, быть может, не оставит от него даже воспоминаний.

XVII

Когда Ахмет, сопровождавший мой багаж, появился на (юрту, я объявил ему, что нам предоставлена новая отсрочка, по крайней мере, на двадцать четыре часа. Со стороны Мраморного моря приближается буря.

– Пойдем еще раз пробежимся по Стамбулу, – предложил я Ахмету.

Я представил себе, что это будет нечто вроде посмертной прогулки, полной особой прелести, которую привносит печаль. Но Азиаде я больше не увижу!

Я оставил свою европейскую одежду у «мадам»; Ариф-эфенди еще раз собственной персоной вышел из этого притона и прошел по мостам со шляпой в руке со степенным видом правоверного мусульманина. Ахмет, в парадном костюме, держался рядом. Он попросил разрешения самому составить программу этого последнего дня и был погружен в молчаливый траур.

XVIII

Обойдя все знакомые нам уголки старого Стамбула, выкурив большое количество кальянов и посетив все мечети, вечером мы снова оказались в Эюпе, привлеченные еще раз этим местом, где я всего лишь бездомный чужеземец, сама память о котором скоро сотрется.

Мой приход в кофейню Сулеймана произвел сенсацию: все полагали, что я исчез навсегда.

Посетителей в этот вечер было много и весьма разнообразных: масса совершенно новых лиц непонятного происхождения; публика из «двора чудес» или чего-то в этом роде.

Ахмет, однако же, успел организовать для меня праздник прощания и заказал оркестр: два гобоя, пронзительная волынка, шарманка и барабан.

Я согласился пойти на этот праздник, взяв с него слово, что ничего не будет разбито и что я не увижу крови.