— Вам понравилось? — поинтересовался Алтын, когда они в толпе продвигались к выходу.

— Да.

— И вам понятно, что говорили?

— Немного. Достаточно.

Алтын сказал несколько слов Явузу, который на беглом турецком обратился к своему новому другу из Америки.

Он с извиняющимся видом помотал головой. Алтын и Явуз засмеялись.

— Он говорит, у вас такой же костюм.

— Да. Я заметил, когда включили свет.

— Вы идете куда сейчас, мистер Харрис?

— А сколько времени?

Они стояли перед кинотеатром. Дождь уступил место туману. Алтын глянул на запястье.

— Ровно семь часов с половиной.

— Мне нужно домой.

— Мы идем с вами и купим бутылку вина. Да?

Он поглядел на Явуза. Явуз улыбался.

А как быть вечером, когда она придет и станет звать Явуза?

— Не сегодня, Алтын.

— Нет?

— Я не очень хорошо себя чувствую.

— Не очень хорошо?

— Не очень. У меня температура. Голова раскалывается.

Он приложил ладонь ко лбу, чтобы помочь себе в самом деле почувствовать жар и головную боль.

— В другой раз, может быть. Извините.

Алтын недоверчиво дернул плечом.

Он пожал руку Алтыну, затем Явузу. У них явно возникло ощущение, что он отнесся к ним по-снобистски.

Возвращаясь к себе, он сделал крюк, чтобы избежать маленьких темных переулков. Он оставался погруженным в атмосферу фильма, как сохраняют в себе послевкусие ликера, движения ускорились, неоновые вывески и витрины лавок в темноте блистали ярче. Однажды, выходя из киноклуба на 8-ой Улице, где он смотрел «Джулию и Джима», он заметил, что все вывески в Гринвич Виллидж переведены на французский; сейчас подобное магическое воздействие позволяло ему думать, что он понимает обрывки разговоров на улицах. Значения отдельных членов предложения соответствовали с очевидной и не допускающей толкования непосредственностью «явлениям», природа слов совпадала с природой вещей. Точно. Каждое звено языковой цепочки не требовало объяснений и находилось на своем месте. Каждый оттенок во взгляде, каждая интонация совершенным образом подходили данному мгновению, этой улице, освещению, его сознанию.

Опьяненный ощущением полного созвучия, он, наконец, повернул на свою улицу, более темную, чем те, что остались за спиной, и едва не прошел мимо, не заметив женщину, настолько она, как и прочие элементы сцены, соответствовала тому углу, в котором расположилась.

— Вы! — воскликнул он и остановился.

Они настороженно разглядывали друг друга почти в упор. Вероятно, и она не была готова к такому близкому столкновению.

Ее густые волнистые волосы, зачесанные назад, открывали низкий лоб и ниспадали массивными скобками по обеим сторонам узкого лица. Рябая кожа, морщины вокруг маленьких бледных губ. И слезы, да, слезы, поблескивающие в уголках внимательных глаз. В одной руке у нее был маленький пакет, завернутый в газетную бумагу и перевязанный шпагатом, другой она придерживала объемный беспорядок своих юбок. Вместо пальто на ней было надето множество одежек от холода.

Легкая эрекция натянула изнутри его брюки. Он покраснел. Однажды с ним происходило подобное, когда он читал карманное издание Краффт-Эбинга. Описание некрофилии.

«Господи, — подумал он. — Что если она заметила?»

Она что-то пробормотала, опустив глаза. Ему, Явузу. Он с трудом улавливал отдельные слова.

Вернуться с ней домой… Почему он.