Марти или Леонард прикончили его раньше, чем он успел позвонить.
Я завела машину и, выехав со стоянки, покатила к полицейскому участку. Припарковавшись напротив участка, я прошла в здание и остановилась слева у стойки; за ней была дверь, которая вела в оперативный отдел.
Оттуда вышел какой-то полицейский в штатском, которого я никогда прежде не видела, и, заметив меня, спросил:
– Чем могу помочь?
– Я ищу лейтенанта Долана.
– Сейчас посмотрю. Хотя я только что там был, но его не видел.
Полицейский исчез. Я оглянулась. За стеклянной переборкой отдела опознаний сидела чернокожая сотрудница и, как сумасшедшая, печатала на машинке. Мысленно я снова и снова возвращалась к обстоятельствам этого дела. Теперь все стало предельно ясно. Марти Грайс отправилась во Флориду и поселилась в квартире Элейн. Несложно догадаться, каковы были ее дальнейшие действия. Она сбросила вес. Сделала новую стрижку и перекрасила волосы. Там ее никто не знал, так что ей не нужно было ни от кого скрываться. Как следует приоделась – благо у нее завелись деньжата. Я вспомнила о своей встрече с ней: распухшее лицо, синяки под глазами, залепленный пластырем нос. Не было никакой автомобильной аварии. Просто она сделала пластическую операцию – другой человек, другое лицо. Она говорила, что вышла на пенсию и больше не будет работать ни единого дня. Они с Леонардом переживали тяжелые времена, а тут – Элейн, прожигательница жизни, ни в чем себе не отказывавшая Элейн. У Марти, должно быть, все внутри переворачивалось, когда она видела свою партнершу по бриджу. Посредством убийства справедливость была восстановлена, а кража помогла создать пенсионный фонд. Теперь оставалось лишь ждать, когда освободится Леонард, вот и все. Это дело вел Долан. Если бы удалось найти орудие убийства, у него наверняка появилась бы зацепка. Пока же мне хотелось хотя бы поставить его в известность о том, что мне удалось узнать. Я решила, что хранить это в тайне было бы глупо.
Вернулся полицейский в штатском.
– Его сегодня не будет. Может, я могу вам чем-то помочь?
– Не будет? – пробормотала я, хотя меня так и подмывало выругаться, и добавила: – Ну что ж, свяжусь с ним завтра утром.
– Может, хотите оставить записку?
Я достала свою карточку и протянула ему:
– Просто передайте, что я заеду и все ему расскажу.
– Хорошо.
Я снова села за руль. Я догадывалась, где может быть орудие убийства, но сначала следовало поговорить с Лили Хоуи. Если она что-то заподозрила, то ей грозит смертельная опасность. Я взглянула на часы: 18.15. Проезжая мимо бензоколонки, заметила таксофон и, обуреваемая дурными предчувствиями, повернула туда. Мне вдруг стало страшно за Майка. Если он поймет, что его тетка жива, ему тоже придется туго. Черт, да всем нам будет не-сладко. Я дрожащими руками листала телефонную книгу в поисках других Грайсов. Наконец нашла какого-то Хораса Грайса, жившего на Анаконда-стрит, и принялась лихорадочно шарить в сумочке в поисках двадцати центов. Набрала номер и затаив дыхание стала ждать. Один гудок, два, четыре, шесть. После двенадцати гудков я повесила трубку. Вырвав из телефонной книги страницу, сунула ее в сумочку, рассчитывая перезвонить при первом удобном случае.
Села в машину и поехала к дому Лили Хоуи. Где могли быть Леонард и Марти? Успели смыться или по-прежнему где-нибудь в городе – возможно, у той же Лили? Я проскочила Каролина-авеню, и мне пришлось разворачиваться. Я ехала, вглядываясь в номера домов. Заметив нужный номер, затормозила, чем вызвала праведный гнев ехавшего за мной водителя. Проехав еще шесть домов, снова развернулась, прижалась к обочине... и внутри у меня все оборвалось – Леонард со своей подружкой как раз подрулили к дому Лили.
Я резко сползла по сиденью вниз, больно стукнувшись коленом о приборный щиток. |