– Две траченные молью душегрейки, пытаемся согреть друг друга.
– На каждую ситуацию определенно есть два взгляда, – сказал он.
– Ну да, ты еще объясни мне, недотумку, что надо радоваться жизни – такой вот подарок небес. В наши-то годы! И еще предложи ни о чем не думать. Ну совсем ни о чем! Просто жить и радоваться. Радоваться и жить. Это и есть твой взгляд на ситуацию, – горько усмехнулась она.
Он пожал плечами и не успел ответить, а она продолжила, пылко и с отчаянием:
– Господи, пойми, я же не замуж за тебя хочу – смешно, ей-богу! Просто я не понимаю, куда это все катится, к чему приведет. Умеем мы, бабы, все испортить, да? – Она улыбнулась и шмыгнула носом. – Ну вот, еще разреветься недоставало. Как девочка.
– Ты – девочка, – тихо сказал он и обнял ее за плечи. – Ты и есть девочка, – повторил он. – Моя любимая девочка.
Она уткнулась ему в плечо и разревелась.
– Хочется поплакать – поплачь. – Он погладил ее по голове.
– А почему ты не говоришь мне, что что-нибудь придумаешь? – всхлипывая, спросила она.
Он замолчал и немного отстранил ее от себя.
Она встала, накинула халат и пошла в ванную. Долго стояла под горячим душем. Когда она вернулась в комнату, он крепко спал, широко раскинув во сне руки.
– Мужики! – вздохнула Стефа и легла с краю.
Утром они выпили кофе в кафе и двинулись в путь. По дороге оба молчали. Потом он закурил, приоткрыл окно и сказал:
– Понимаешь, так лихо завязаны узлы. Просто морские узлы. Не распутать.
Она кивнула.
– И вообще, Бога надо благодарить за такой подарок. Я уже и не надеялся. Уже почти ни на что не было сил. Давай не будем забегать вперед.
– Не будем.
«Надо и вправду молиться на каждый отпущенный день», – подумала она.
Ночью она позвонила Аньке – из ванной, конечно. Анька пришла в восторг от всей ситуации – выспрашивала подробно, как и что. Стефа смущалась и пыталась съехать со скользких тем. Но дотошная Анька требовала подробностей. Стефа телетайпно отчитывалась:
– Все так! Так! Я и не представляла, что такое бывает.
– Вот видишь, – говорила удовлетворенная Анька.
– Прожила до пятидесяти лет и выяснила, что полная дура, – счастливо смеялась Стефа.
– Ни о чем не думай, – учила ее умная Анька. – Живи одним днем. Как будет, так будет. От тебя все равно ничего не зависит.
– Как не зависит? – пугалась Стефа.
Так пролетело лето – лучшее лето в ее жизни.
В сентябре он сказал, что нужно поговорить, – и они встретились в «их» кафе на Патриарших.
Он был мрачен и сосредоточен. Сначала – обычный треп, так, ни о чем. Но она что-то чувствовала: дрожали руки, и отчаянно колотилось сердце.
– Говори, – велела она ему.
Он кивнул и начал свой непростой рассказ. Проблема заключалась в том, что у его жены были неважные дела. Та, старая болезнь опять дала о себе знать. Состояние не критическое, но нужно принимать меры. Затягивать нельзя. Сын настаивает на поездке в Америку. Про преимущества американской медицины говорить не приходится. В общем, короче говоря, они уже начали собирать документы.
Леонид тяжело вздохнул и замолчал.
Стефа тоже молчала и смотрела немигающим взглядом в окно.
– Я поняла, – наконец выдавила она. – Ты уезжаешь. Навсегда?
Он пожал плечом:
– Кто ж знает?
– Ты. |