Марина Эльденберт. Бабочка
Глава 1 ДОМИК У МОРЯ
ЕСТЬ СОЦИОПАТЫ, ЕСТЬ СОЦИОФОБЫ, а есть я. Ни к первым, ни ко вторым я себя не отношу, но кое-что общее у нас определенно есть: мы в равной степени некомфортно чувствуем себя в обществе. Возможно, именно поэтому я была искренне счастлива, когда сидевшие по обе стороны от меня пассажирки сошли с платформы и я осталась одна. Подкладка под тканью давно истрепалась, и металлическая сидушка холодила пятую точку, но после смены в кафе, где я подрабатывала официанткой, ноги просто отказывались меня держать. Заведение нистра Доггинса относится к тому самому уровню забегаловок, где можно прилично перекусить по адекватной цене и на завтра не свалиться с пищевым отравлением. Именно поэтому очередь туда выстраивается со всего района, а мы с девчонками сбиваем ноги, чтобы обслужить все столы. Посетители долго не задерживаются, политика у Доггинса такая: поел — выметайся. Именно поэтому остановиться и передохнуть времени нет, ведь в Ландорхорне содержание собственной кухни, то есть расход чистой воды и топлива для готовки, обходится дороже средней ежемесячной зарплаты. С любой плитой, какую ни возьми, затраты на коммуналку такие, что проще питаться в элитном ресторане. «Конечная», — высветилось на табло, и я, плотнее запахнув куртку, спрыгнула с платформы. Она ненадолго зависла над улицей, а после с тихим жужжанием поплыла обратно. Платформы — транспорт для низших слоев населения, или, попросту говоря, для тех, кому нечем платить за проезд. Это платформа, плавающая над улицами на аэроподушке, по центру — несколько рядов скамеек, по бокам торчат поручни, за которые люди держатся в час пик. Есть еще крытые платформы, с бортиками, но за проезд в них нужно платить, а я совершенно точно знаю, куда мне деть заработанные в закусочной Доггинса деньги. — Эге-е-ей, красотка! — донесся сбоку нетрезвый голос. — Развлечемся? Я вытащила из сумки шокер и выразительно показала надвигающемуся типу. К счастью, тот все сразу понял, а я ускорила шаг. Приморский район нашпигован улицами, как линиями в тетрадке в клеточку. Должно быть, если взглянуть на него со стороны, он эту самую тетрадь в клеточку и напоминает, но я никогда не смотрела на свой район сверху. Над городом летают только «стрекозы», и такой транспорт мне совершенно точно не по карману. Идти было минут пятнадцать, и я на всякий случай не стала прятать шокер в сумку. Купить его пришлось, когда я разбила предыдущий, потому что возвращаться в такое время по этим улицам небезопасно. Это в центре, где жизнь пульсирует огнем и неоном, где деньги текут рекой и каждый новый день начинается со встречи рассвета на балконах и видами на элитные пентхаусы, можно бродить хоть всю ночь напролет, никто тебя не тронет. Никто, кроме политари, разумеется. Если у тебя в документах не стоит отметка о проживании в двух ближайших кругах, арестуют и вкатят такой штраф, что мало не покажется. Моя жизнь проходила в Пятнадцатом круге, поэтому и делать в центре мне было нечего. Ну, или почти нечего: у меня стоял дневной допуск на обучение во Втором. Чем дальше я уходила от станции платформы, тем сильнее шумело море. Когда-то (если верить учебникам по истории) дома у моря считались престижными и районы, подобные тому, в котором я живу сейчас, были оккупированы богатыми людьми. Очень богатыми людьми и въерхами — в те времена между нами еще не было разницы. Но потом материки стали опускаться в воду, и магия въерхов стала единственным, что удерживает нас на поверхности. Поэтому теперь они правят миром, люди не у дел, а жилье у моря считается потенциально опасной зоной, и живут здесь исключительно те, кому больше негде. Наш дом и вовсе стоял на первой линии, ближе только широкая насыпь и заградительные понтоны, на которых установлены предупреждающие таблички: «Приближаться к воде нельзя». |
