Её соседка просто рассмеялась по-девчоночьи звонко.

— А зачем, если ты и так готов был лезть в пещеры?

— Может, у вас тут так принято? Инициация.

— Ты своими заумными словечками бросай кидаться, — строго приказала еще одна Стражница. — Было б кого инициировать… Пфуй!

— Лихо! — восхитился Ланс напору давным-давно мертвых дам. — Теперь вы меня допрашиваете? Вернее сказать, не «вы», а «ты». Тут и без отравы немудрено запутаться, кто есть кто.

— Ай, ученый, неужто ты, заходя в гардеробную, здороваешься с каждым своим костюмом? — усмехнулась смуглянка. — Сегодня одно платье, завтра другое. Сегодня одна жизнь, а завтра…

— Всего лишь платье?

— Разве «мельники» не повторяют то же самое слово в слово без остановки тысячу лет? Тело — временное пристанище вечной души, так?

А ведь и вправду! Такая обыденная, такая повседневная, скучная истина.

— Но уверен ли ты, о Ланс Лэйгин, что каждое новое платье обязательно отличается от предыдущего кроем? — тихо и вкрадчиво спросила Стражница.

Все равно, какая из них. Пламя жизни, озарившее однажды, было одно на всех.

— Ну же? Сложный вопрос? Или ты просто никогда не думал об этом?

Нет, не думал. А зачем? Зачем, если каждый день несет новые впечатления, радости и печали, если деревья вырастают и становятся огромными, а потом сохнут и отправляются на дрова? Если одни вещи дряхлеют, а им на смену приходят новые, более совершенные? Это же очевидно — ведь ничто не стоит на месте: время бежит, мир стремительно меняется от года в год.

— А ты мозгами-то пораскинь, рыцарь науки. Вдруг ты просто не помнишь, что в прошлом воплощении был таким же авантюристом, только, возможно, менее ученым. Точно так же отрекся от учителя, бросил невесту, шатался по миру, чуть не помер от желтой лихорадки или чумы, и однажды очутился на Эспите. Пленником, рабом, а может и просто неосторожным и любопытным дураком. И сгинул в пещере без следа. Чтобы снова родиться…

Шепот Стражниц оплетал Ланса со всех сторон, будто паутиной опутывал. Сотня паучих против одной бабочки, трепыхающейся в липких сетях.

— Так вот откуда узоры!

— Какой ты догадливый, Ланс Лэйгин! — черепа откровенно смеялись. — Бабочки такие странные создания. Помнит ли крылатое существо о том, что еще совсем недавно было гусеницей? Что снится им в живом хитиновом склепе, пока одно превращается в другое? Где заканчивается гусеница и где начинается бабочка? Я не знаю, но я ведь простая стражница, а ты такой большой ученый. Возможно, у тебя получится узнать, почему одни бабочки помнят, а другие — забывают всё и навсегда.

— «Мельники» говорят, что память, пронесенная через рождения, высшая награда, — не слишком уверено возразил археолог.

— Разве мы похожи на счастливцев? Я? Фрэн? Исил?

Если правда то, о чем говорила Лив, а она не лгала, то ничего хорошего в бесконечном кружении вокруг Эспита нет.

— Вы хотите забыть?

— Опять ты за старое, Ланс? Зачем обобщаешь? Все хотят мира? Все хотят войны? Все — это никто. Нет всех, есть — я, Лив Тенар. И я — не хочу. Я не верю в то, что там, под землей находится волшебная отмычка, с помощью который ты всех выпустишь на волю. Я считаю, что лучше знать, что идешь по кругу, чем не знать и бояться смерти. Но спроси у Фрэн, у Лисэт, она скажет: «Хочу!» Ты с кем, Ланс Лэйгин, с ней — несчастной нищей ведьмой, одурманившей тебе отравой, или со мной — жестокосердной Стражницей, открывшей глаза на происходящее?

Лэйгин задумался.