И вот настал день, когда старшая дочь в почтенном семействе Раинер бодро зашагала навстречу новой жизни. Не обязательно хорошей и обеспеченной, не факт, что безопасной, самое важное — она должна стать другой, отличной, непохожей. В честь отъезда Верэн даже новые туфли обула, о чем, конечно, быстро пожалела. Но пока не скрылся за поворотом дороги опостылевший дом, а случилось это нескоро, сцепив зубы, терпела боль в натертых ногах. Как любила говорить госпожа Камелет: «Лопни, но держи фасон!», а она — наипервейшая озаннская сплетница и модница, знала толк в дамских штучках. Даром что такая же фермерша, как и Раинеры. Вот Верэн и держала фасон перед глядящими ей во след домашними. И только когда уверилась, что никогошеньки вокруг нет, со стоном сбросила орудия пытки. До мяса растерла, до злых слёз и закушенной, чтоб заглушить скулеж, губы.

К станции девушка еле-еле приплелась и, разумеется, опоздала на пассажирский поезд «Феликин-Дайон». К счастью, жена станционного начальника — госпожа Сур считала самостоятельность не пороком, а добродетелью, и, узнав, что девица Раинер твердо намерена добиться успеха и достатка в большом городе, пустила приличную барышню переночевать у неё в саду на лавке.

«Ничего-ничего, — сказала себе девушка, сворачиваясь клубочком на своем жестком лежбище и укладывая гудящую голову на саквояжик, — Было бы очень странно, если путешествие началось с везения. Всем поначалу тяжело, неуютно и страшно! Зато потом…» Что случалось потом с искателями приключений, Верэн знала из двух источников, твердивших прямо противоположное. Первый — сплетни и пересуды, второй — книги. Сходство начиналось и заканчивалось обязательными трудностями, встречающимися на пути авантюрных натур, а дальше выходило по-разному: в книгах — подвигами и полцарством в придачу, а в жизни — придорожной канавой или тюрьмой.

Но в отличие от неудачливых землячек, Верэн Раинер ехала не столичную сцену покорять, а на остров Эспит. Существенное, можно сказать, радикальное отличие обязательно должно сыграть в её пользу. Непременно! Так и будет… И на этой оптимистической ноте Верэн заснула крепким сном очень молодого и очень здорового человека двадцати лет от роду, который и знать пока не знает про всякие бессонницы.

А утром все опасения девушки развеялись, как туман над ленивой и медленной Оз. В юности горе — не беда, а яблоко и четвертинка лепешки — целое пиршество, не говоря уж про вид дымного столба из паровозной трубы, который в молодых и зорких глазах уже не просто последствие работы паровой машины, а целое знамение.

Верэн поправила шляпку, выпрямила спину, подтянула перчатки и решительно предъявила контролеру свой билет.

— Тебе сколько лет, девочка? — подозрительно спросил он.

Но барышня Раинер была готова к такому повороту. С её ростом и телосложением всегда было трудно рассчитывать на серьезное отношение.

— Смотрите в паспорт, сударь. Мне уже двадцать.

— Мда? — кондуктор с большим сомнением переводил взгляд с девицы на документ и обратно. — А на вид больше тринадцати и не дашь. Ишь ты какая!

Более взрослая женщина восприняла бы его слова как комплимент, но Верэн расстроилась и разозлилась не на шутку.

— Болела много в детстве, — рыкнула она.

— А! Калека, значит, — засмеялся тот.