Итак, он отдал своему войску приказ выйти из укрепленного лагеря и атаковать державшихся настороже узбеков у переправы через реку.

Сам Тигр с близкого расстояния следил за ходом сражения. Вскоре он понял, что происходящее вышло из-под его контроля, и он, как в кошмарном сне, может лишь беспомощно наблюдать за надвигающейся катастрофой.

Касим-бек с отборными самаркандскими воинами вышел на передний край, намереваясь нанести удар по центру узбекского войска, чтобы затем, соединившись с Бабуром и остальными силами, прорвать оборону противника. Казалось, успех на их стороне. В самый разгар битвы, после того как силы нападающих соединились, самаркандцы отчаянно устремились в атаку, выдвинув вперед правое крыло. По их мнению, именно здесь находилось слабое звено противника.

Битва, разгоревшаяся вокруг самаркандских рядов, переместилась на левый фланг, создав угрозу окружения. Находящемуся в тылу войска Бабуру приходилось отбивать атаки прорвавшихся к нему вражеских всадников. Свой авангард, отрезанный от основных сил и продолжавший прорубаться вперед, он уже потерял из виду.

Он понимал, что происходит, и даже указал название этого старинного монгольского приема: тулугма — «развернутое наступление», – когда специально отобранные воины правого фланга на полном скаку заходят неприятелю в тыл, осыпая врага тучами стрел. Шейбани-хан применил этот маневр, чтобы прорвать оборону Бабура на левом фланге и окружить его войско.

Прежде чем авангард во главе с Касим-беком успел осознать происходящее, стремительные всадники сделали свое дело, и самаркандцы пробивали себе путь к отступлению вдоль берега.

«Со мной оставалось десять или двенадцать человек; река Кухак была недалеко. Мы потянулись прямо к реке; достигнув реки, мы вошли в воду как были – в кольчугах и в латах. Больше половины реки мы прошли прямо по дну, дальше было глубокое место. На протяжении полета стрелы лошади двигались вплавь, нагруженные нашим боевым снаряжением и оружием. Выйдя из воды, мы освободили лошадей от тяжести. Перебравшись на северный берег реки, мы ушли от врага. Монгольские войска, пришедшие мне на помощь, уже не вели сражение. Они занимались тем, что стаскивали с лошадей моих воинов и грабили их, раздевая до нитки. Таков уж обычай этих язычников-монголов. Подобное бывало не раз; победив, они хватают добычу, а если их побеждают, они грабят своих союзников, сшибают их с коней и тоже хватают добычу. Ибрахим-тархан и множество лучших наших йигитов лишились коней и были убиты монголами».

Позднее чья-то рука, – возможно, рука самого Бабура, – добавила к этой записи стихи:

Заклеймив такими словами племя своих предков, Бабур привел афоризм, комментирующий его поражение у переправы: «Кто действует слишком поспешно, живет, держа во рту палец раскаяния».

Его раскаяние было глубоким и неутешным. Всего несколько дней назад он взошел на престол могущественной крепости под ликующие возгласы народа, а на помощь к нему направлялось сильное войско. Если бы он только дождался его прибытия в укрепленном лагере, чтобы с удвоенными силами встретить атаку узбеков!

Больше Тигр никогда не полагался на наемников и не позволял астрологам влиять на свои решения. И никогда не забывал ужасных всадников, кружащих рядом с ним в тылу войска. Против этого маневра было бессильно самое лучшее вооружение, отличные боевые кони и личная храбрость. В итоге множество его проверенных товарищей и великолепных воинов осталось лежать бездыханными на поле сражения.

Безудержно отступавшая к воротам Самарканда армия Бабура прекратила свое существование. Разумеется, первыми сбежали монголы, прихватив все свое снаряжение, а также награбленную добычу; кое-кто из могущественных беков, почуяв надвигающуюся опасность, тоже решил не возвращаться в город.