.. Но господин Рашид (или Омар, или Эурия) как раз сейчас этим занимается, и если господину Линге угодно немного подождать... Ожидание длилось от одного до трех часов. Потом дежурный делал самое что ни на есть безутешное лицо и просил зайти на следующий день, поскольку высокое начальство еще не подписало злополучный пропуск. Кафка, да и только...
Все было представлено воле Аллаха. При таком положении дел Малко мог запросто дожить здесь до следующей революции.
С Амаль все обстояло иначе. Эти минуты расслабления превратились для Малко в своеобразный опиум. Их двусмысленные отношения достигли устойчивого эротического равновесия. Это был поиск удовольствия ради самого удовольствия. Сейчас Амаль уже могла позволить себе полностью раздеться и лежать обнаженной в объятиях Малко. Она по-прежнему оставалась девственницей. Они говорили мало и расставались без поцелуя. Малко временно отказался от использования дикторши в своих целях. Какой в этом прок, если первая фаза операции по-прежнему висит в воздухе? Каждое утро, проходя площадь Аль-Тарир, он ожидал наткнуться на повешенных и увидеть среди них Виктора Рубина. Правда, Амаль постаралась его успокоить.
– Я тебе скажу, – пообещала она однажды вечером. – Меня обычно предупреждают об этом с самого утра, потому что в такие дни я должна ставить пластинки с военными маршами.
При таких обстоятельствах Малко успел бы разве что помолиться за упокой души Виктора Рубина, и не более того.
Его жизнь в Багдаде протекала так монотонно, что он порой начинал забывать о своем задании, недоумевая, для чего сидит в этом мрачном городе уже более двух недель.
...Стоя на тротуаре Азиз-стрит, он размышлял, как убить время. Стояла прекрасная погода, и Малко решил пойти к Джемалю пешкам. Сегодня они договаривались пообедать вместе.
Порядком сбив ноги о никуда не годный тротуар Рашид-стрит – самой старой и колоритной улицы Багдада, – он свернул на небольшую улочку без названия, где находился кабинет Джемаля. Улочка выглядела довольно странно: все здания по ее левую сторону были расколоты надвое, и выпотрошенные дома выставляли напоказ ржавые металлические балки и голые лестничные пролеты. Автор этого памятника последним революциям, видимо, пожелал остаться неизвестным.
Во времена правления генерала Кассема было решено расширить некоторые городские улицы, и рабочие бригады немедленно приступили к сносу старых зданий. Но после убийства Кассема пришедшая к власти команда социалистов сочла расширение улиц буржуазным излишеством, и работы были тут же прекращены. О реконструкции домов, разумеется, никто не позаботился.
Малко поднялся по узкой лестнице. Секретарши на месте не оказалось, и он прошел прямо в кабинет Джемаля.
Курд сидел за столом, глядя куда-то вдаль. Он встретил Малко бледной улыбкой и даже не поднялся со стула, что вовсе не вязалось с его всегдашним гостеприимством. Малко сразу понял, что случилось неладное, и испугался за свой план.
– В чем дело, Джемаль?
Курд поднял голову.
– А? Да так, ничего особенного. Просто мой брат...
– Что – брат? – не отставал Малко.
– Сегодня утром мне привезли его тело, – проговорил курд со смесью печали и ненависти. – Сказали, что умер в тюрьме. Убили его, вот что.
Малко промолчал. Курд был не из тех, кто нуждался в словах утешения. Благодарный ему за это молчание, Джемаль продолжал:
– Для тебя тоже есть новости. ОНА хочет видеть тебя как можно скорее. Сегодня вечером, если возможно.
Говоря о Черной Пантере, Джемаль никогда не называл ее по имени. Просто – «она».
Малко почувствовал себя так, словно вмиг помолодел на десять лет. Значит, оружие прибыло. Теперь оставалось только узнать день казни Виктора Рубина. Это было похоже на чудо! Он вдруг испытал к Джемалю Талани огромную благодарность. |