Он попросился на работу на набережной Орфевр, в КРБ подразделения, боровшегося с особо опасными преступниками. Но результаты тестирования обернулись против него. Вместо этого ему предложили поработать в Шестом дивизионе – антитеррористической бригаде, которая занималась внедрением агентов в среду исламских фундаменталистов, обосновавшихся в парижских предместьях. Полицейские-арабы были слишком большой редкостью, чтобы упускать такую блестящую возможность. Но Карим отказался. Он не станет заниматься шпионскими играми, даже если речь идет о фанатичных убийцах. Ему хотелось жить и действовать в царстве ночи, выслеживать и уничтожать бандитов на их же территории – словом, остаться в том параллельном мире, частью которого некогда был сам. Однако начальству не понравился его отказ. И через несколько месяцев лейтенант Карим Абдуф, выпускник полицейской школы Канн-Эклюза, ненайденный убийца психопата и наркомана, получил назначение в Сарзак, департамент Ло.

Ло. Глухомань, в которой давно не останавливались поезда. Место, где призрачные деревушки вырастали за поворотом дороги, точно каменные грибы. Край пещер, где даже туризм ориентировался на троглодитов, – кругом одни ущелья, пропасти да наскальная живопись… Этот медвежий угол самим своим видом оскорблял душу Карима. Молодой араб вырос на городских улицах, и его тошнило от этого деревенского захолустья.

И вот началось время тоскливого прозябания. Карим подыхал от скуки, нарушаемой редкими и смехотворными заданиями – составлением протокола о дорожной аварии, арестом воришек в магазинах, отловом бродяг на турбазах…

Молодой араб жил полной жизнью только в мечтах. Он читал биографии великих сыщиков. В свободное время ездил в библиотеки Фижака или Каора и выискивал в газетах все, что относилось к работе настоящих «профи» в области сыска. Читал он также старые бестселлеры и воспоминания гангстеров. Подписался на все полицейские газеты, каталоги оружия, журналы по баллистике и новым оружейным технологиям. В общем, с головой ушел в бумажный мир.

Он жил один, работал один, спал один. В комиссариате – наверное, самом маленьком во Франции – его ненавидели и боялись. Сотрудники прозвали его Клеопатрой – из-за его косичек. Считали ортодоксальным мусульманином, оттого что он не пил. Подозревали в нем извращенца, так как он упорно избегал традиционных визитов к «девочкам» в часы ночного патрулирования.

Замкнувшись в гордом одиночестве, Карим считал дни, минуты, секунды; иногда, в выходные, он по целым дням не раскрывал рта.

В то утро понедельника он как раз выходил из очередного воскресного ступора после того, как весь день просидел дома, если не считать обычной тренировки в лесу, где он упражнялся в смертоносных приемах «тэ» и в стрельбе по вековым деревьям, служившим ему мишенями.

Раздался звонок в дверь, Карим по привычке взглянул на часы: 07.45. Он открыл.

На пороге стоял Селье, один из патрульных полицейских. Он выглядел одновременно и взволнованным и заспанным. Карим не предложил ему ни сесть, ни выпить чая. Только коротко спросил:

– Ну?

Селье открыл было рот, но так ничего и не выговорил. Его волосы под фуражкой слиплись от жирного пота. Наконец он пробормотал:

– Это… школа. Ну, младшая школа…

– И что там?

– Школа Жана Жореса. Туда залезли… сегодня ночью.

Карим усмехнулся. Хорошенькое начало недели! Наверняка хулиганье из соседнего городка – забрались в школу и устроили там бардак, лишь бы нагадить людям.

– Сильно порезвились? – спросил Карим, одеваясь.

Полицейский в мундире скривился, глядя на Каримов наряд – майка, джинсы, спортивная куртка с капюшоном, а поверх нее коричневая кожаная тужурка, какие носили мусорщики пятидесятых годов.